Честь, хлеб и медяки (СИ)

Почему он им поверил? Побоялся расстаться с сокровищами? С проклятыми, как выяснилось гораздо позже, сокровищами. Они тогда только посмеялись, когда умирающий караванщик, сраженный им, попытался их предостеречь. Рубины, изумруды, золото и жемчуга притягивали взор, не позволяя расстаться с ними.

Они, некогда два его друга, оставив его одного в пещере, случайно обнаруженной в песках, сторожить богатства, на самом деле бросили его. Они не оставили ему даже воды, пообещав вернуться с вьючными животными как можно скорее, чтобы вывезти сокровища. Не поверили они караванщику, что вывезти найденные богатства из пещеры нельзя — их можно только сторожить и пополнять.

И он стал рабом пещеры — убивал всех и каждого, кто входил в нее и прикасался к его богатствам. Он вынужден был убить и двух своих бывших друзей — они стали его соперниками, первыми в длинной череде поединщиков, пожелавших забрать сокровища из пещеры, думая, что он уже давно умер от жажды и голода. Они даже удивиться не успели, как были сражены огненным вихрем его помощника.

И теперь два их выбеленных солнцем скелета «охраняли» вход в пещеру.

Победитель получает все — от следующего соперника ему в качестве трофея достался обоюдоострый меч и тагельмуст цвета индиго. Так он стал туарегом. С тех пор его лица никто не видел. А если бы увидел, то сразу бы умер, пронзенный кинжалом в самое сердце.

Его боялись, о нем слагали легенды…

— У него шамшир, — проворчал дракон, снова оборачиваясь вороном.

— Вижу, не слепой, — равнодушно отозвался воин. — Лицо скрыто под платком, но не глаза. Ты же знаешь.

— Почему он не воспользовался мечом, а задушил гуля руками? — нахохлился ворон.

— А джинна невозможно убить мечом, даже таким, — хмыкнул воин. — Уж кому-кому, а тебе это должно быть хорошо известно. А у парня просто не осталось сил, чтобы встать на ноги и взмахнуть мечом хоть единожды — вот он и вцепился ему в глотку руками. Гуль решил, что ему когти и зубы гиены помогут, но он ошибся. Если быть точным, он ошибся до этого уже дважды — первый раз, приняв парня за мертвого, а второй раз, обернувшись красоткой с клыками, чтобы разорвать тело того на части. Гиеной он обернулся уже позже, когда понял, что вырваться из его хватки не получится.

— Ты сегодня очень разговорчивый, — хохотнул ворон.

— Есть о чем поговорить, — усмехнулся воин.

Действительно, что это он разговорился? Порой по нескольку дней не произносил ни одного слова — так и говорить можно разучиться.

Они остановились на одном из барханов, как воин определял это место, для ворона всегда оставалось загадкой, и запел заунывную песню, известную только ему, призывая если не бурю, то ветер. Он пел и пел, не обращая внимания на поднятый в воздух песок, норовящий влезть в каждую складку одежды, мерзкий, противный, вязнущий на губах и скрипящий на зубах. А еще он помогал себе руками, совершая взмахи снизу вверх, словно что-то пытался поднять из-под песков на поверхность.

Со стороны это, наверно, выглядело весьма зловеще, когда среди пустыни вдруг возникал дрожащим кровавым ртом с выбеленными ветром, песками и вечностью двумя скелетами по бокам вход в неизвестность, а затем проглатывал в своем чреве и самого туарега, и его белого верблюда, и неизменного спутника-ворона.

Воин осторожно снял со спины верблюда по-прежнему висевшее кулем тело юноши и уложил на землю возле протекавшего в пещере ручейка с хрустально-чистой и невероятно холодной водой. Он не стал брызгать ему в лицо или поить из бурдючка — в прохладе пещеры тот и без его помощи быстро придет в себя. Воин готов подождать столько, сколько понадобится, пока тот не решится рассказать о себе. Он не стал его сторожить, даже своего спутника не попросил об этом — бежать отсюда некуда, выхода в пустыню нет, а внутри разыскать как живого человека, так и мертвого не составит труда.

Втроем, он, ворон и верблюд, отправились вглубь пещеры — там воин складывал последние из добытых им на поверхности богатств. Теперь и они станут проклятыми и вынести отсюда их будет нельзя, едва они соприкоснутся с другими, словно напитавшись их зловещей энергии. Но не золото и бриллианты — главные сокровища пещеры. В дальнем ее конце под самым потолком висели крылья. Каждое их перышко было черным, как безлунная ночь в пустыне. Даже ворон рядом с ними выглядел серым, блеклым, а совершенно не черным.