Честь негодяев

Хан как будто беседовал с прежней версией самого себя. Человек, сидящий напротив,— тот, кем он сам стал бы через несколько лет, если бы не сбросил груз Джаб-бы и не приобрел тем самым достаточно проблем, чтобы взять на борт Люка и Бена Кеноби и лететь с ними на верную гибель. Он бы просиживал в барах и разглагольствовал о том, что правление Империи— это факт, а победы восстания—выдумка. От этого у него возникло странное чувство отстраненности, будто он наблюдал за их разговором со стороны.

— Хотя вот эта алдераанская принцесса,— через несколько секунд вновь заговорил собеседник.— Та еще штучка, да?

— Лея Органа?

— Она самая. Из-за нее мне хочется стать на десять лет моложе или на миллиард кредитов богаче.

В ответ на эту шутку Хан сквозь стиснутые зубы заставил себя улыбнуться. Дроид-официант предложил ему выпить еще, но он отказался, коротко мотнув головой. Двое делегатов в коричневых одеждах, которых он заметил раньше, переместились к кучке шепчущихся данников, которые, сдвинув головы, обсуждали что-то взволнованно, но слишком тихо, и Хан не мог расслышать ни слова. Кое-кто уже уселся за столиками, расставленными то залу, и кореллианин понял, что выступление должно вскоре начаться.

— Хотя восстание всем нравится,—заявил вдруг контрабандист.— Мы тоскуем по славной свободе прежней Республики. Я уверен, что принцесса получила много предложений о поддержке и дружбе. Но только кто из них готов подтвердить свою дружбу в имперской допросной камере? Немногие. Зато мы заключили шесть новых контрактов, а принцесса, когда она толкает речь, просто загляденье. И кормят неплохо.

— Ага,— отозвался Хан.— Надо было догадаться. Славная свобода Республики: встречайте нового сборщика налогов, точно такого же, как старый сборщик налогов.

— Так в этом же и суть, нет?— риторически спросил контрабандист и коснулся своим стаканом стакана Соло.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ЗАЛ БЫЛ ГРОМАДНЫЙ, как летный ангар. Высокий куполообразный потолок из того же светлого камня, что и горы, руки мастеров украсили сложной резьбой, напоминавшей Хану птичьи косточки. Сквозь них просачивался мутноватый желтый свет. Вдоль одной из стен выстроились столы с едой и напитками для десятка различных рас, наполнявшие воздух головокружительными запахами, в которых гарантированно присутствовало нечто, способное вызвать раздражение у любого носа. Возведенная у противоположной стены сцена ждала докладчика. Лею. А Хану в голову пришло лишь то, насколько уязвим оратор для бластерного огня.

Он ожидал, что сиденья расположатся рядами или амфитеатром. Какой смысл держать речь, если на докладчика нельзя смотреть и слушать? Но зал заседаний был разбит на маленькие, почти автономные зоны. Столы, стулья, низкие скамьи для тех, кто не ладит со стульями. Все это, а также трио музыкантов-битов, перекрывающих шум голосов пронзительной мелодией с рваным ритмом, создавало впечатление, больше подходящее особо шикарному кабаре. Стоявший рядом с Соло старый дроид-слуга бронзового цвета пощелкивал сочленениями, держа поднос с полудесятком черных бутылок без этикеток и зерновыми крекерами, намазанными чем-то зеленым, пахнущим водорослями. Хан покачал головой. Дроид издал пронзительный сигнал и повернулся к нему.

— Я сказал— нет!— прорычал кореллианин.

Дроид обиженно пискнул и отключился, громко щелкнув. Соло одернул свою жилетку. Здесь присутствовали представители как минимум десятка биологических видов, в основном кучковавшиеся вместе. Они были разодеты в шелка и парадные мантии с высокими воротниками и уж конечно без единой морщинки. Хан был здесь не единственный при оружии, но остальные, кто прохаживался среди столиков, сумели добиться того эффекта, что их оружие выглядело церемониальным. Альянсу повстанцев выделили столик рядом с маленькой сценой, за которым сидели несколько людей и один мон-кала-мари. Среди них находилась и Скарлет. Она избавилась от брюк, рубашки и жилетки с чужого плеча и нарядилась в потрясающее красное платье, а волосы зачесала наверх, собрав в свободный элегантный пучок, закрепленный лаковыми шпильками. Вела она себя абсолютно непринужденно. Хан заметил, что стула для него не было. Возмолсно, потому, что он заявил, что не придет. Но все же невежливо было с их стороны поймать его на слове.

Ботан в светло-коричневых одеждах под цвет его меха подошел к Хану и молча вложил ему в руку пустой стакан. Глубокие карие глаза ботана, казалось, лучились благодарностью и какой-то благожелательной грустью. Только после того, как инородец отошел, Соло понял, что именно только что случилось.

— Я не официант,— крикнул он вслед ботану.— Я здесь не работаю!