Честь пацана

В глазах обоих что-то мелькнуло, но спеси еще хватало. Они начали гнуть пальцы, фыркать – и даже наезжать! Одному я отвесил оплеуху, другому затрещину. Пацаны упали, но тут же вскочили, и это было хорошо – хоть не пришлось нагибаться. Я схватил одного за ухо, он начал извиваться, орать благим матом. Накатил второй, получил несильно в глаз и, пока повторно не упал, я и его сцапал за ухо. Остальные возмутились.

– Эй, ты чего?! – Из-под одного я выбил ящик, и он хряпнулся задом об острый камень, второго пригвоздил взглядом.

– На месте, пацаны, – процедил я, – и молитесь, чтобы я и до вас не добрался. Будете вмешиваться – просто убью.

Видимо, что-то было во мне – шпана предпочла не вмешиваться. Я крепко держал малолеток за уши. Они извивались, били меня кулаками в бок. Хорошо хоть ножичков при себе не было. Я протащил их через кусты и предупредил:

– Так, кавалеры, договоримся на берегу. Будете кричать, сопротивляться – остаетесь без ушей. Ты без левого, ты без правого. Будете драться, пинаться – то же самое. Оторву ведь – не сомневайтесь.

Так мы и шли по дорожке вдоль дома – я держал их за уши, а они извивались. Чича сделал попытку меня ударить – и взревел от боли в вывернутом «слуховом аппарате». Козюля притворился, что у него отнялись ноги, – и тоже завизжал, как свинья под ножом мясника.

– Мужик, кончай, отпусти… – хрипел Чича. – Не позорь, мы сами пойдем…

– Не позорить? – удивился я. – Ты сам себя опозорил, когда до девчонки докапываться начал. Не хотите, чтобы было больно? Тогда идите спокойно.

Удивлялись люди, которых мы встречали, останавливались, смотрели вслед, прятали улыбки. Пацаны уже не брыкались, волоклись своими ногами, только глазки шныряли по сторонам – хоть бы не встретить знакомых! Навстречу шли Василиса с Ингой Мориц (прошу прощения, Бамаламой). Сильно удивились, открыли рты.

– Привет, девчонки, – поздоровался я.

– Привет, Андрюша, – пробормотала Василиса. – У тебя все в порядке?

– Да, все отлично.

Они не стали препятствовать. Мы вышли из жилой зоны, подошли к клубу. Местный очаг культуры был старенький, построен еще в ту эпоху, когда не было жилого комплекса, а были только частные дома. Фасад обветшал, отслаивалась краска. Я взгромоздил поганцев на крыльцо, они давно перестали сопротивляться, только скулили.

– Открывай, – приказал я Чиче.

– Да пошел ты… – простонал отрок на остатках гордости.

Козюля тоже не желал браться за дверную ручку. Ситуация складывалась интересная. В животе уже что-то бурлило. Я обернулся. Мимо клуба торопливо шел мужчина средних лет, делал вид, что ничего не видит.

– Гражданин, будьте любезны, – окликнул я, – вы не могли бы открыть дверь?

– О, конечно, конечно. – Мужчина засуетился, взгромоздился на крыльцо и потянул дверь.

– Большое спасибо, – поблагодарил я. – Придержите, пожалуйста, пока мы войдем.

В животе уже не просто бурлило, а взрывалось. Дверь в подвал находилась сразу за дверью в фойе. Открывалась она, слава богу, вовнутрь. Я стащил паршивцев по лестнице, втолкнул в спортзал. Потолок висел довольно низко, но площади были неплохие. В мутном свете проступали турники, боксерские груши, горки матов, кустарно оборудованный тренажер для поднятия штанги. Несколько человек в трусах и майках стучали по грушам. Под лампой кряхтел Уйгур – прижимал и отжимал руку с висящей на ней пудовой гирей. На простеньком ринге вели вялый спарринг Холод и Гуляш. Несколько человек, в основном зеленая поросль, наблюдали за поединком. Присутствовал Мамай – в тельняшке, в широких плащевых штанах, закатанных по колено. Он беседовал с каким-то парнем, взял у него конверт, открыл гроссбух, чем-то похожий на классный журнал. За его спиной была дверь – в личную каморку. Я вытолкнул скулящих пацанов на середину помещения. Они шипели, потирали свои воспалившиеся органы, злобно таращились в мою сторону.

– Оба-на, – сказал Уйгур и чуть не уронил гирю.

Прервали спарринг Холод и Гуляш. Остальные тоже обратили взоры на странное явление. Оторвался от гроссбуха Мамай, нахмурился, вышел на освещенное пространство.

– Прошу прощения, что прервал, – сказал я. – Приветствую всех присутствующих. Мамай, не знаю, твои ли это пехотинцы, но на всякий случай я их не бил. Ну, почти не бил… Приставали к Светке, моей сестре. Подкараулили в гаражах, чуть не раздели. Светка сорвалась от них, прибежала вся в слезах, и что мне оставалось, Мамай? Это моя сестра. Будешь с ними разбираться? Или правильно пацаны поступили?

– Тэк-тэкс… – протянул Мамай, подходя ближе. – Интересно девки пляшут… – Он исподлобья таращился на своих бойцов, потом на меня. Благоразумно помалкивал Уйгур и все остальные. – Хорошо, Шериф, что ты не стал с ними сам разбираться, а сюда доставил… Ну, рассказывайте, пацаны, что мы там натворили…

– Мамай, мы не знали… – заныл Чича. – На ней же не написано, мы впервые ее увидели… Да ничего мы с этой девкой не делали. Так, попугали маленько… А че она сама махаться стала?

– Говорят, что не знали. – Мамай спрятал усмешку и вопросительно уставился на меня.