Честь семьи Лоренцони

Синьорина взяла со стола записную книжку в кожаном коричневом переплете и показала ее Брунетти.

– А у меня есть вот это. Так что мы квиты.

– Я бы на вашем месте не был бы в этом так уверен, – настойчиво повторил Брунетти. – Говорю вам, этот человек опасен.

– Отберите у него пушку, и что от него останется? Деревенщина малограмотная.

Брунетти не был уверен, стоит ли поощрять неуважение к званию лейтенанта и критические замечания синьорины по поводу происхождения Скарпы. Но затем он вспомнил, что речь все-таки идет о Скарпе, которого сам терпеть не мог, и решил оставить ее слова без внимания.

– Скажите, синьорина, вам удалось поговорить с младшим братом вашего приятеля о Роберто?

– Да, конечно. Простите, Dottore, у меня совсем вылетело из головы.

Брунетти показалось забавным то, что она гораздо больше переживает из-за собственной забывчивости, нежели из-за своих отношений с лейтенантом Скарпой.

– Что он вам сказал?

– Ничего особенного. Может, поэтому я и забыла. Сказал только, что Роберто был ужасно ленивым и избалованным и что ему удавалось переходить из класса в класс только благодаря тому, что он виртуозно списывал.

– Что-нибудь еще?

– Только то, что Эдуардо рассказывал, что Роберто то и дело попадал в передряги; все из-за того, что любил совать свой нос куда не следует. Представляете, если его приглашали в гости к однокласснику, он мог запросто начать шарить по чужим ящикам – просто чтобы посмотреть, что там лежит. Эдуардо чуть ли не с гордостью вспоминал об этом. Сказал, что однажды Роберто подстроил так, чтобы его заперли на ночь в школе, а затем прошелся по рабочим столам всех учителей.

– Зачем ему это было нужно? Хотел что-нибудь стащить?

– Нет, что вы! Просто ему было интересно, что там лежит.

– А на тот момент, когда Роберто похитили, они поддерживали отношения?

– Нет, не совсем. На тот момент Эдуардо служил в Модене. Он сказал, что к тому моменту они уже год как не общались. И все же, несмотря ни на что, он его любил.

Брунетти был слегка озадачен; он никак не мог взять в толк, как расценивать ее слова. Поэтому, поблагодарив синьорину за предоставленную информацию, он, решив не повторять своего предупреждения по поводу Скарпы, вернулся к себе в кабинет.

Брунетти посмотрел на груду отчетов и писем, лежавших у него на столе, и отпихнул их в сторону. Потом он сел за стол и, открыв нижний ящик большим пальцем правой ноги и скрестив ноги, положил их на край ящика. Затем он сложил руки на груди и воззрился на шкаф, стоявший у противоположной стены кабинета. Он изо всех сил пытался пробудить в себе хоть какие-нибудь чувства к Роберто, и, только представив себе, как запертый в школе мальчишка, трепеща от любопытства, роется в рабочем столе учительницы по физике, Брунетти от души пожалел этого мальчика. Больше ничего, просто человеческая жалость, элементарное сострадание, но Брунетти едва не расплакался от того невыразимого чувства, которое охватывает всех нас, когда смерть забирает у нас тех, кто был нам так близок. Как же часто ему приходилось испытывать подобное чувство! Он подумал о том, как могла бы сложиться жизнь самого Роберто, останься он в живых: он мог бы найти себе работу по душе, жениться, родить сына…

Род Лоренцони прекратился вместе с его смертью; по крайней мере его прямая линия; Брунетти знал, что это очень древний род, ведущий свою историю с незапамятных времен, когда история и мифы, переплетаясь друг с другом, составляли единое целое. Он подумал, как горько, должно быть, сознавать, что всему этому пришел конец. Он вспомнил оплакивавшую братьев Антигону, чья скорбь усугублялась тем, что их родители не могли больше произвести на свет сыновей – продолжателей рода.

Он вдруг подумал о Маурицио, единственном наследнике империи Лоренцони. Несмотря на то, что мальчики росли вместе, они не испытывали друг к другу никаких чувств – ни привязанности, ни любви. Вся любовь Маурицио, казалось, была направлена на дядю и тетю; этот факт ставил под сомнение его причастность к преступлению. Вряд ли бы он осмелился нанести им такой жестокий удар, лишив их единственного сына. Хотя… Брунетти было прекрасно известно о потрясающей способности людей, совершающих подобные преступления, оправдывать собственные поступки, рассматривая их как акт милосердия. Так и для Маурицио не составило бы особого труда убедить себя, что высшим доказательством его горячей любви к дяде и тете будет убийство собственного брата, ибо тем самым он избавит их от тягостной обузы, а заодно обеспечит преданным, способным, можно сказать – идеальным наследником, который в полной мере оправдает их ожидания. Он постарается заменить им сына; сделает так, чтобы они как можно меньше горевали, потеряв Роберто, как можно быстрее забыли его. Брунетти знавал истории и похуже.

Он позвонил вниз, синьорине Элеттре, чтобы узнать имя и номер телефона девушки, которой Маурицио сломал руку. Она сказала, что ее координаты указаны на отдельном листке, после перечня холдингов Лоренцони. Брунетти открыл папку и нашел телефон Марии Терезы Бонамини и ее адрес где-то в Кастелло.