Честь семьи Прицци

— Настоящее имя Роберта Финли — Розалио Филаджи, — при этих словах улыбка переломила синюшные рыбьи губы дона. — Человек, меняющий фамилию с Филаджи на Финли, думает, что он большой умник. На самом деле, это глупый поступок. Похоже, Филаджи не понимает, что мы готовы защищать свои деньги. Нам нужно проучить его, и сделать это можно следующим образом. Мы похитим Филаджи. На такой случай он застрахован, и компания выплатит ему два с половиной миллиона долларов. Чарли, ты говорил, что эти деньги не облагаются налогом?

— Да, — Портсно кивнул. — Я точно знаю.

— Так вот, учитывая это, я думаю, компания заплатит без особых проблем. Мы оставим след специально для ФБР, и они подумают, что Филаджи сам организовал собственное похищение. Деньги уйдут на наш счет в банк, плюс к этому, когда начнется заваруха и в дело полезут федералы, мы сможем запросто скупить еще часть авуаров по цене десять центов за доллар. После того как все уляжется, мы разместим дополнительную часть средств на счетах банка и сразу же опубликуем отчет. Авуары вновь поднимутся в цене, а мы заработаем около семидесяти миллионов долларов.

Чарли весело хмыкнул. Цифра, действительно, впечатляла. Дон посмотрел на него и вновь обратился к сыну.

— Спасибо, Эдуардо, — Коррадо сцепил сухие руки в замок и наклонился вперед, навалившись тощей грудью на крышку стола. — Многие страдают от того, что у них отнимают жизнь. Жизнь — дороже всего. Для Филаджи дороже всего — деньги. Мы сохраним ему жизнь, но лишим денег.

— Дон Коррадо, это отличный план. Мне уже жаль этого мерзавца, — засмеялся Чарли.

Крестный Отец вновь откинулся на спинку кресла.

Было видно, что похвала ему понравилась. Покачивая головой, он объяснил:

— Чарли, как большинство гениальных вещей, этот план абсолютно прост. Но здесь, как ты понимаешь, нам приходится рассчитывать на тебя. Слишком большая сумма зависит от исхода операции, и мы подумали: было бы ошибкой доверить ее проведение кому-нибудь из «торпед». Нужно, чтобы все прошло гладко.

— Что я должен делать?

Дон пожевал губами и развел руки в стороны, как бы говоря: «Тебе карты в руки».

— Мне кажется, будет лучше, если ты сам разработаешь план и подберешь себе людей. Это очень важное дело, и я не могу навязывать тебе кого-либо в качестве помощников. И, думаю, будет лучше, если НИКТО не будет знать, как ты собираешься осуществить задуманное. Федералы возьмутся за Филаджи всерьез, сам понимаешь. Чем меньше людей знает об этом, тем надежнее. Ну, да не мне тебя учить.

— Хорошо, — Чарли кивнул. — Я сегодня же подумаю над этим.

— Вот и отлично, — дон осклабился. — Эдуардо даст тебе все, что нам удалось выяснить о Филаджи. Ну что ж, если мы договорились…

Мужчины начали выбираться из-за стола, шумно отодвигая стулья.

— Доминик, сын мой, задержись ненадолго, — окликнул Коррадо.

Доминик, тяжело отдуваясь, вновь опустился в кресло и придвинулся поближе, ожидая каких-то особых указаний, но их не последовало. Наоборот, окончание разговора даже выбило его из колеи. Дождавшись, пока они останутся вдвоем, дон наклонился к столу и тихо забормотал трагически-театральным тоном:

— Мейроуз написала мне письмо, Доминик, — он выдержал подобающую паузу. — Человек, с которым она рассталась, женился. — Заметив удивленно ползущие вверх брови сына, Коррадо быстро повторил: — Да, Чарли Портсно женился на другой женщине. Мейроуз страдала не меньше, чем ты, все эти годы ее бесчестия.

Сердце девочки разрывалось от стыда и горя за свой позор. Ты ведь знаешь, Доминик, в день свадьбы, — в святой для любого сицилийца день, — она пришла умолять тебя о прощении…

— Но, отец… — начал было Доминик, однако дон перебил его.

— Я знаю. Я все видел. И все-таки она пришла, а ты прогнал ее. Нельзя нарушать обычаи, сын мой. Честь семьи должна охраняться, поэтому я прошу тебя, я встаю перед тобой на колени и молю о сострадании. Девочка любит тебя и хочет заботиться о тебе. Внемли же голосу своего сердца.

Доминик покорно вздохнул.

— Хорошо, пусть она приходит, папа. Она была моей дочерью и вновь стала ей…

… Франциск валялся на кровати в рубашке и брюках. Галстук сбился на бок, цветастые полосатые носки смотрели в потолок пухленькими большими пальцами. В течение четырех часов он пытался обнаружить на семи листах нечто такое, что дало бы ему толчок к дальнейшим действиям.