Честь семьи Прицци

Отбросив одеяло, он энергичным рывком вскочил на ноги. Мускулистое тело, взбудораженное уколами холода, отреагировало моментально, подобравшись, став еще более упругим. Вся сила, заложенная в нем, казалось, собралась в области груди, выделяя нужные ее части ногам и рукам. Клайв засмеялся. Он ощущал себя так, словно мог все. Если бы ему сказали, пробей стену кулаком, развали ее к чертовой матери ударом плеча, Уильямс, наверное, сделал бы это играючи. Организм работал, как отлично отлаженная машина, тело — весьма тонкий механизм — точно реагировало на приказы. Идеальная комбинация, максимум энергии, сгусток сил. Клайв был молод, силен, и жизнь казалась ему бесконечной.

Проделав ежедневный комплекс гимнастических упражнений, Уильямс почувствовал, как мышцы расслабились, став более эластичными, а заряд бодрости ударил в голову, словно бокал хорошего шампанского. Господи, он, наверное, смог бы взлететь, если было бы нужно.

Из распахнутого окна доносился то усиливающийся, то ослабевающий шум машин. Иногда в этом монотонном, похожем на звук прибоя гуле прорывались всплески клаксонов, истеричные вопли медицинских, пожарных, а чаще полицейских сирен. Этот «голос» города словно влил в тело Клайва дополнительную волну энергии, которая теперь переполняла его, искала выхода.

— Йоооохууууу!!! — на ковбойский манер взревел он и засмеялся снова.

Сегодня вечером они с Уитни идут знакомиться с ее родителями. Мысль, внушавшая ему робость вчера, сейчас показалась вполне приемлемой. Он не может им не понравиться. Просто не может. Возможно, завтра все будет по-другому, но в этот день Клайв всемогущ. Всемогущ.

Но ему нужно двигаться, пока копящаяся в груди энергия не разнесла тело, как бомба.

Клайв направился в ванную, пустил холодную, на грани ледяной, воду и с удовольствием забрался под душ. Упругие струи разбивались о бронзовые литые мышцы. Уильямс растирал их махровой перчаткой, чувствуя, что от его движений горит кожа. Через десять минут он стал пунцовым, как помидор. Фантастическое ощущение легкости переполняло его. Почистив зубы и причесавшись, Клайв пошел в комнату, накинул огромный халат, включил телевизор — программу новостей — и отправился на кухню готовить завтрак. Яичница с беконом, пара стаканчиков йогурта, печенье с маслом и несколько гренков — вот и все, что ему было нужно. Забросив смоченный в яйце и молоке хлеб в духовку, разбив три яйца на сковороду, он вытащил йогурт и масло из холодильника и поставил на стол, прислушиваясь изредка к голосу телеведущей «WLBD». Затем приготовил тарелку, вилку и поставил турочку на плиту, сделав самый маленький огонь. Конечно, можно было бы воспользоваться электрокофеваркой «Бош», стоящей рядом с плитой, но Уильямс терпеть ее не мог, считая, что кофе в ней получается неприятный, с привкусом пластмассы. Честно говоря, он бы давно спрятал кофеварку куда-нибудь подальше, на антресоль, например, но это был подарок матери ко дню его рождения, а она всегда обижалась по малейшему поводу. И такое проявление неуважения могло вылиться в трехнедельное молчание. Клайв не отличался сентиментальностью, не рыдал над щенками, книгами и кинофильмами, страдания актера на сцене тоже не могли выдавить из него слезу, но мать он любил, и их периодические ссоры доставляли ему страдания и выбивали из колеи. Поэтому бесполезная кофеварка «Бош» продолжала стоять рядом с плитой. В те дни, когда мать с отцом приходили к нему в гости, Уильямс включал ее, варил в ней кофе и выпивал полную чашку, стараясь при этом, чтобы лицо имело если уж не счастливый, то хотя бы пристойный вид.

Увлеченный своими мыслями, он едва не упустил момент, когда темная, почти черная поверхность кофе вздыбилась коричневой шапкой и потянулась к блестящим краям медной турки. Клайв снял ее с плиты, перелил кофе в фаянсовую кружку и отставил в сторону. Затем переложил яичницу в тарелку, смазал ее майонезом и добавил немного горчицы. Уложив рядом бекон, он переправил завтрак на стол и собирался было приняться за еду, когда замурлыкал телефон.

— Иду, иду, — сообщил ему Клайв и пошел в комнату, немного все же досадуя. Телефон заливался мурлыкающими трелями. — Алло?

— Клайв? Это Клайв? — раздался в трубке голос Пита Джефферсона. Джефферсон был партнером Клайва, вторым телохранителем Филаджи. — Клайв?

— Да, да, Пит. Привет. Что случилось? Ты кричишь так, словно наступил Судный день.

— Ох, привет, Клайв! Я уже испугался, что не застану тебя дома…

Голос Джефферсона дрожал от возбуждения. Он почти кричал, а такого за ним Сроду не водилось, и Уильямс почувствовал укол тревоги.

— Что-то случилось? Эй, Пит, что с тобой?

— Клайв, слушай, Клай… Такое дело… У меня Кэт собралась рожать. Представляешь?! Рожать собралась!

— Ну, поздравляю тебя, дружище. Надеюсь, с ней все в порядке?

— Да, она в норме вроде бы. Слушай, ты не подменишь меня сегодня?

— Знаешь… — Клайв замялся. — Боюсь, что ничего нс получится. Мы договорились с Уитни поехать к ее родителям. Они там настоящую бурю подняли по этому поводу. Будущий зять, сам понимаешь.