Они стояли на мосту. В пятидесяти ярдах под ними Прут с грохотом низвергался с двадцатифутовой ступеньки, поднимая вверх водяной туман и порождая влажный пульсирующий рев. С мокрых скал срывалась белая пена, падая на бурлящую поверхность воды. На прибрежных скалах сидели местные жители, кто сняв рубашку, кто вообще в одних трусах, и наслаждались прохладой брызг. По обе стороны от этого живописного места на высоких берегах предприимчивые украинцы возвели приманку для туристов – бутафорскую деревню из магазинчиков и киосков, в которых предлагался тот же самый мусор: те же самые носки, те же самые фотоальбомы, те же самые футболки, та же самая керамика. В этом было что-то кощунственное, поскольку здесь произошла кровавая трагедия, но бизнес есть бизнес, и местных жителей настоящее волновало гораздо больше прошлого. Как было бы хорошо, если бы вокруг простирались зеленые луга, заросшие высокой травой, колышущейся на ветру, а поодаль деревья шелестели искрящейся на солнце листвой, и, быть может, стояла бы мемориальная табличка в память о тех событиях. Но такого и в других местах хватает, а здесь было слишком красиво для подобного грустного вкрапления. Только магазинчики, торгующие мусором. Мусором, мусором и еще раз мусором, таким, какой можно найти где угодно. С одной стороны вздымался крутой склон, покрытый ковром высоких сосен, но он оставался единственным возвышением в пределах дальности прицельного выстрела, если не считать на расстоянии в тысячу ярдов самой горы, также покрытой соснами. Но это было уже слишком далеко.
Свэггер постоял, глядя вверх, вниз, по сторонам, взад и вперед.
– Мила стреляла вон оттуда, – наконец сказал он, указывая на склон. – А Гредель был здесь, внизу, возможно, на мосту. Тогда мост отделил бы его от охраны. Расстояние не больше четырехсот ярдов.
Он еще постоял, пристально всматриваясь в сосны на склоне.
– Так, кажется, у меня что-то есть.
– Я не вижу ничего кроме деревьев.
– Да, одни деревья, но посмотри на краски. Видишь?
– Ну, зелень, снова зелень, еще зелень и, наконец, опять зелень. Ты это имел в виду?
– Зелень, но разных оттенков.
Помолчав, Рейли сказала:
– Да, это похоже…
– Продолжай, – подтолкнул ее Свэггер.
– Ну, я вижу, – снова заговорила Рейли, – что зелень сосен на ближайшей половине склона чуть другая. Можно провести четкую линию – с одной стороны зелень ярче, с другой темнее.
– В самую точку. И я вижу вот что: сосны с одной стороны склона – ну, скажем так, светлее. Это не зелень густого леса, у них окраска более интенсивная, более светлая, они прямо-таки сияют.
– Точно. И это что-то означает. Они моложе, старше. Не знаю, ближе к воде, больше на солнце, больше в тени – что-нибудь в таком духе.
Свэггер и Рейли пересекли мост, спустились по вырубленным в земле ступеням к воде, где резвились ребятишки, полностью поглощенные игрой.
– У тебя мурашки по спине не бегают?
– Когда я думаю о том, что здесь произошло, что здесь натворили нацисты? Бегают, – согласилась Рейли. – А в остальном нет. Место как место. Никаких следов. Все скрыто, пропало, исчезло. Но у тебя чутье гораздо тоньше, чем у меня. Может быть, ты что-нибудь чувствуешь?
– Давай не будем полагаться на чувства, будем смотреть, трогать, щупать, не знаю – знакомиться вблизи.
Наклонившись, Свэггер опустил пальцы в струю, провел ими, ничего не поймал.
Рейли последовала его примеру и также ничего не нашла.
Они занимались этим где-то с полчаса. Ничего.
– Ну, возможно, я просто выжил из ума, – наконец проворчал Свэггер. – Возможно…
Но тут мимо пробежал мальчишка, шлепая по воде и торжествующе поднимая руку.
– Малыш что-то нашел.
Они смотрели, как мальчишка подбежал к родителям, которые растянулись на одеяле, поджариваясь на солнце. Подойдя, Рейли заговорила с ними и обнаружила, что женщина немного владеет русским.
Вернувшись к Свэггеру, Рейли что-то протянула ему.
– Женщина говорит, ребята постоянно находят это в реке.
Это было что-то черное, наполовину изъеденное ржавчиной.
Уцелевшие стенки были тонкими, словно бумага, и вся эта штука, казалось, вот-вот рассыплется. Но основание, где металл был гораздо толще, сохранилось лучше, и Свэггер, повернув его к свету, прочитал:
– Я вижу цифру «5», затем «17», потом «S97» и еще «D» в кружке.
– И что это означает?
– Вода здорово поработала. Это код производителя. Если бы я лучше разбирался в таких вопросах, я бы точно назвал год и завод. Это гильза от патрона калибра 7,92 миллиметра. К немецкому пулемету. – Свэггер помолчал. – В свое время кто-то здесь много стрелял.
Глава 16
Салид был человеком высоконравственным. Он понимал, что такое чувство долга, дисциплина, любовь к Господу, чистоплотность, трудолюбие, высшее добро, великое дело Палестины, ислама, и он использовал все эти принципы в качестве своих жизненных ориентиров.