Честь собственного имени. Интервью В.Пикуля журналу «Наш Современник» №2, 1989 г.

Ну а чтобы закончить разговор о романе, скажу, что хотя в центре его офицер, но адресован он не только людям военным. Честь — понятие емкое и глубокое. И она необходима не только корпусу офицеров, но и людям всех других профессий — врачам, учителям, юристам, рабочим, да и писателям. А может быть, им особенно. Слишком много среди «инженеров душ человеческих» развелось конъюнктурщиков и спекулянтов, готовых в любой момент перестроиться в любую сторону, лишь бы быть сытыми и обогретыми. Писатель должен всегда заботиться о чести собственного писательского имени и быть готовым ответить за каждое написанное им слово.

С.Ж. — Валентин Саввич, «Честь имею» не первое произведение, которое Вы печатаете в «Нашем современнике», будем надеяться, и не последнее. Как складываются Ваши отношения с журналом?

B. П. — Вы знаете, по-разному. Я глубоко уважаю позицию журнала. Это в высшей степени патриотический и в хорошем смысле национальный журнал. Его не кидает из стороны в сторону, он ни под кого не подлаживается. Одним словом, он имел и имеет свое гражданское лицо. Хотя не все публикации журнала мне нравятся. Но это дело вкуса.

Бывают у меня споры с журналом по поводу моих собственных материалов, и очень острые. Но касаются они, как правило, моментов чисто творческих, и пока мы находим общий язык.

C.Ж. — Да, но я знаю, что в свое время были у Вас разногласия более серьезного характера. Каких вопросов они касались?

В. П. — В 1979 году в «Нашем современнике» в четырех номерах печатался мой роман «Нечистая сила». У меня в это время умирала жена, я был в страшной депрессии. Ну так вот, без моего участия мой роман был значительно сокращен, было изменено название («У последней черты»). Согласитесь, это серьезный повод для авторского недовольства.

С.Ж. — Понимая Ваши чувства, хочу все же сказать, что необходимо учитывать конкретную ситуацию. Это ведь был пик застойного времени, и думаю, — тут Вы, наверное, согласитесь со мной — журнал совершил, если хотите, гражданский подвиг, напечатав даже в таком виде «Нечистую силу». Недаром он сразу же попал под обстрел конъюнктурной критики и в немилость к большому партийному начальству.

B.П. — Да, это так. Да и меня критика и начальство не обошли своим высоким вниманием. И если много лет (после выхода романа «Из тупика» в 1968 году) длилось упорное замалчивание моего творчества, то здесь критики «быстрого реагирования», вроде Оскоцкого, Суровцева и им подобных, как с цепи сорвались. Каких только ярлыков мне не навешивали, в каких грехах не обвиняли! А потом опять тишина, и вновь я очутился в «зоне молчания». И когда мои доброжелатели спрашивали у властей предержащих о причинах такого ко мне отношения, им вежливо отвечали:

— Пикуль... неупоминаем!

— Почему? — следовал естественный вопрос.

— ТАК НУЖНО...

C. Ж. — Недавно, объясняя, почему так остро был воспринят роман «У последней черты», Вы высказали мысль о том, что некоторые «вышестоящие товарищи», наживавшиеся за счет народа и вравшие этому народу, узнали в романе самих себя. Не кажется ли Вам, что это лишь видимая, хотя, безусловно, и весомая причина?

Ведь Вас обвиняли тогда не только в антиисторизме, но и в шовинизме, антисемитизме. И я знаю, жилось Вам очень нелегко и в материальном, и в моральном плане. Я вспоминаю сейчас Ваши письма тех лет друзьям, в которых слышится просто крик: «живу сейчас, осыпанный угрозами... мафии, эта мафия открыто обещает меня убить заодно с женою, в выражениях и оскорблениях... не стесняются. Письма все анонимные, звонки по телефону тоже!

Эти подонки боятся открыть забрало».

Или из других писем: «Не хватает дыхания, чтобы жить в полной мере и работать... Хорошо живется только подонкам и диссидентам, но писатели патриотического направления осуждены быть задвинуты на задворки литературы... Увы, это так... Круг замкнулся!»

И еще цитаты из писем того времени:

«Такова обстановка!

Надо смотреть правде в глаза: она безвыходна!

Будем надеяться, что наверху опомнятся и поймут, куда идет страна, в которой весь идеологический фронт отдан на откуп...» и т. д. и т. п.

В.П. — На этот пространный вопрос, если позволите, я отвечу так же пространно.

Исторический роман — это роман во многом и современный. Я думаю, что автор, воссоздавая прошлое, вольно или невольно соотносит его с настоящим. Возникающие сплошь и рядом аналогии между историей и современностью закономерны. Хотя, положа руку на сердце, должен сказать, что здесь нет, да и не может быть прямого соотнесения. Недавнее застойное время не имеет аналогов в русской истории. Да и таких дураков, как Брежнев, в России у власти никогда не было.

Прослеживая разложение царского самодержавия в канун революции, я пытался показать, что Распутин был лишь видимой фигурой той отвратной камарильи, которая плясала вокруг престола последнего царя, тех тайных сил, которые режиссировали историческое действие. Это все и есть «нечистая сила», это бесовский шабаш на русской земле.