Честь твоего врага

В этом вопросе Алгон был полностью не согласен с принцем, который буквально заставил баронов собрать ополчение. Он надеялся только на настоящих бойцов — тех, что стояли сейчас на стенах, сурово и мужественно, пусть и немного напряженно, глядящих на юг. Туда, откуда вскоре должен был появиться враг.

Принц просил их удерживать замок два-три дня, а затем уходить через тайный ход. Он повелел уходить даже раньше, если врагов будет слишком много и они возьмутся за защитников слишком рьяно. Алгон верил в стены своего замка и намеревался показать принцу, что бароны Ледера и их вассалы кое-чего стоят. Втайне он надеялся, что ему удастся вообще не сдать замок, хотя он не признавался даже сам себе в этих мыслях.

В закромах замка оставалось продуктов не больше чем на четыре-пять дней. Но барон посчитал, что воинов на стенах с каждым днем осады будет оставаться все меньше и скудный паек можно будет растянуть на несколько недель. Самой заветной мечтой барона была легенда. Легенда об обороне замка доблестного Алгона, о защитниках, которые сдержали злобную армию захватчиков, остановили ее и уберегли весь север от нашествия иноземцев. О храбрости защитников, об их отважном командире. Легенда, которую будут рассказывать его внуки, которую положат на струны барды… Но мысль об этом барон тоже никогда бы не решился произнести вслух.

— Идут, — не сказал, а скорее прохрипел стоящий рядом воин, один из самых старых и верных его вассалов.

Из леса вдалеке волной хлынули враги. Сначала группы всадников, быстро заходящие на фланги и скачущие вокруг замка по широким дугам. Затем пехотинцы, неторопливо вываливающиеся из-за деревьев, перестраивающиеся в походный строй и направляющиеся поближе к стенам замка.

Вскоре их стало много. Так много, что Алгон начал заново оценивать свои возможности, высоту стен своего дома и достаточность количества людей на стенах. Почему-то он оглянулся на добровольцев на внутреннем дворе, как будто три десятка крестьян как-то коренным образом могли изменить ситуацию.

Несколько тысяч хутов, точнее считать не было ни малейшего смысла — здесь была вся наступающая на север армия, тысячи мечей против невысоких стен, двух сотен королевских пехотинцев, трех дюжин вассалов барона и трех десятков жавшихся к центру двора крестьян.

Собрав остатки своего духа, голосом, который он считал исполненным мужества, барон выкрикнул приказ:

— К оружию! Поднять флаг короны и вымпел замка! Покажем им, что мы чего-то стоим, воины!

Почти полностью окружив замок, построившись и подтянув ближе к первым рядам лестницы, захватчики пошли на штурм. Не было никакой длительной подготовки, залпов лучников, множества ночных костров, призванных окончательно запугать защитников замка.

Просто со всех сторон, быстро разгоняясь, выкрикивая угрозы и воинственные фразы на непонятном языке, к замку ринулись тысячи воинов.

Спустя несколько минут они бились уже на стенах. Спустя, казалось, мгновения барон и его люди захлопнули ворота цитадели, отбиваясь от наступающих на пятки хутов, и едва успели положить на железные скобы тяжелый, обитый металлом деревянный брус.

Алгон огляделся, пытаясь посчитать количество выживших. Не больше пяти десятков, половину из которых составляли крестьяне-добровольцы. Не крестьяне, мысленно поправил себя барон, как будто только что вспомнив что-то, — охотники из окрестных деревень. Некоторых из них я даже знаю, они участвовали в осенних загонах.

Вслух он произнес совсем другое:

— Уходите. Уходите все, за десять минут вы пройдете по лазу и окажетесь в безопасности.

— А вы? Вы, мой барон? — спросил все еще живой, похоже единственный выживший из его людей, самый старый и самый преданный вассал. Почти такой же старый, как и сам барон.

— Иди. Покажешь путь. Я останусь. Им понадобится не больше получаса, чтобы выбить ворота. Кто-то должен сжечь все припасы. Принц приказал не оставлять ни зернышка врагу. Я намерен выполнить хотя бы один из приказов принца.

Все поняли главную мысль барона — он не собирался оставаться в живых после такого позора. Снаружи от цитадели валялись мертвыми две сотни людей, которые только что были под его командованием. И едва ли полсотни врагов.

Люди молча, один за другим, уходили к тайному ходу, ведомые его подчиненным. Барон не смотрел на них, поджигая все, что могло гореть, сваливая скромные припасы поближе к огню, мечась между разгорающимися языками пламени.

Неожиданно он осознал, что всю жизнь представлял свою смерть в постели, с сидящими рядом безутешной супругой и скорбящими детьми. Но из оставшихся доступными вариантов он меньше всего хотел бы изжариться живьем или задохнуться, так что теперь, натужно кашляя от попавшего в грудь дыма, молил только о том, чтобы враги побыстрее справились с воротами. Смерть в бою, от меча противника, никогда не виделась ему чем-то желанным. Никогда — до сегодняшнего дня.