Честь твоего врага

— Да забудьте вы о вашем плуге! — Людвиг соскочил со своего коня и бросился к своим подданным, пытающимся взгромоздить на телегу тяжеленные железные части инвентаря. — Ничего с ним не случится. Вычищайте закрома. Не оставляйте ни зернышка, ничего! Мы засеем поля заново, когда придет время. Но сейчас нельзя оставлять врагу ни крошки. Вы должны забрать весь провиант. Все, что оставите, я прикажу сжечь!

Оставшийся без присмотра конь тоже решил пренебречь манерами и осторожно двинулся в сторону поилки.

Они увидели дым издалека, и полсотни конников подхлестнули лошадей, стараясь не отстать от капитана и эрла.

— Дневной переход от границы провинций, — крикнул эрл, оборачиваясь. — Далеко забрались мародеры Сладжа.

— Нам стоит дождаться пехоты, эрл. — Капитан по-прежнему осторожничал, не желая подвергать опасности вассала короля.

— Нет времени, — откликнулся Людвиг, — их все равно не может быть много. Небольшая банда, возьмем их с ходу.

Через полчаса они столкнулись с небольшой группой крестьян, спешащих на север. Было видно, что крестьяне торопливо закидали на пару телег все, что успели, и ушли из деревни в спешке.

— Сколько их? — крикнул эрл, как только добрался до остановившихся телег.

— Три десятка, мой эрл, — ответил старший. — Разбойники требуют присягнуть новому повелителю. Мы ушли у них из-под носа, но в деревне осталось полсотни душ. Поспешите, мой эрл, эти бандиты как звери. Убивают даже за косой взгляд.

Людвиг молча кивнул и пришпорил коня.

Полсотни «пешей» кавалерии короля и дюжина воинов эрла ворвались в полыхающую деревню. Их не ждали. Солдаты Сладжа разбрелись по всему поселению. Большинство шныряло в поисках провизии и спрятавшихся крестьян.

Первый увиденный кавалерией мародер пытался поджечь опустевший дом на окраине деревни. Хороший дом — тяжелый бревенчатый сруб, крыша покрыта новенькой черепицей, какую пока даже у столицы нечасто можно было встретить на домах простолюдинов. Бревна для постройки готовили по всем правилам, несколько месяцев регулярно пропитывая специальным составом, не позволяющим дереву растрескаться и делающим его плохо поддающимся огню. Очевидно, первые попытки поджигателя не увенчались успехом, и теперь он развел в дверях костер и стаскивал к нему все, что попадалось под руку. Костер медленно разгорался, предрешая судьбу совсем нового строения.

Разбойник так увлекся своим занятием, что обернулся в сторону приближающихся кавалеристов только тогда, когда они были менее чем в сотне шагов.

Людвиг пустил коня в галоп, выхватывая меч. Вслед за ним ринулась его охрана, но они не успели. Так же, как не успел ничего сделать и мародер, только распрямившийся навстречу приближающейся смерти.

С невероятным для его возраста проворством эрл бросил коня чуть левее, а сам отклонился в седле вправо, почти сравнявшись глазами с мародером, с ужасом глядящим на приближающуюся волну всадников. Удар меча был коротким и экономным, но меч застрял так глубоко в разрубленном плече врага, что эрла едва не выдернуло из седла, когда конь понес его дальше.

Людвиг не оглядывался. Не оценивал результаты своего удара. Не проверял, успевают ли за ним остальные. Он мчался вперед.

У ярости есть странное, опасное свойство влиять на зрение. Как будто боги дают воину другие глаза, позволяя ему видеть только частички общей картины, забывая об остальном. Но видеть эти частички в мельчайших деталях, недоступных обычному смертному. Поле боя исчезает, как будто покрываясь дымкой, зато на фоне этой дымки он видит дрожание жилы на шее у стоящего против него, малейшие движения мускулов на лице, видит глаза своего врага. Видит выражение этих глаз: ужас или боль, страх и неуверенность или ответную решимость и ненависть.

В этом состоянии можно увидеть даже капельки пота, выступающие на висках противника, увидеть, как каждая капля набухает, короткие мгновения удерживаемая на месте только шероховатостью кожи и углублениями пор, а затем наконец срывается вниз, оставляя мокрые полоски на щеках и скулах.

Неопытный воин может в ярости не заметить смертельного удара. Он не сумеет его остановить, но не заметит и его результатов. Или, что тоже не редкость, не захочет останавливать убийственное движение меча, предпочтя защите еще одну атаку, смерть еще одного врага.

За свою долгую жизнь Людвигу приходилось видеть, как воины, охваченные этим чувством, продолжали сражаться несмотря на смертельные раны. Минуты, иногда больше — пока из жил не уходила последняя кровь. Людвиг видел воинов, сражавшихся уже мертвыми. Воинов, которые падали только тогда, когда даже кровь уже не шла из их ран, и, казалось, тело можно было сжечь без дров погребального костра, настолько сухим и ломким оно становилось. Как будто воин закладывал свою душу, свою уже мертвую плоть в обмен на возможность уничтожить врага.

Слева, из-за домов, послышался полный муки женский крик. Эрл не раздумывая бросил коня на звук, в то время как основной отряд, набравший скорость, промчался мимо, к центру деревни.