Честь взаймы

Честь и хвала Фэйм Эрмаад, она удержалась, до боли прикусив губу, а вот Кайр прямо-таки расцвел от внимания своего кумира. Ну еще бы! Если лорд-канцлер и манипулировал окружающими, то буйноволосому романтичному юноше эти манипуляции были настолько по душе, насколько это вообще возможно. Никогда прежде молодой человек не ощущал себя столь значимой персоной. Ведь его знания и умения, пусть даже несовершенные и отрывочные, если не творили с милордом чудеса, то приносили подопечному заметное облегчение. Лорд Джевидж безропотно пил целебные снадобья, не капризничал и не сопротивлялся, когда Кайр пытался его лечить. Словом, будущий доктор получил в пользование невероятно благодарного пациента. Даже жалко будет передавать милорда в более опытные руки профессора Коринея. Хотя… Юноша навоображал себе, как будет потрясен наставник его умениями, как высоко их оценит. Это тебе не обычная практика под присмотром куратора, где без разрешения и надзора пальцем нельзя пошевелить.

Мистрис Эрмаад не стала разочаровывать будущего доктора рассказами о том, что все его ухищрения не достигли цели – Джевиджу становилось хуже. Только расстроится и, не ровен час, обидится.

– Я к профессору схожу – доложусь, а потом прикуплю что-нибудь поесть и вернусь, – пообещал студент.

– Молоко обязательно, хлеба, чаю и табаку, все остальное по своему разумению. И одеяла не забудьте, – напомнила Фэйм.

Когда паренек ушел, мистрис Эрмаад мрачно описала свое предвкушение от ночного отдыха в соседствующих гробах, не скрывая раздражения и сарказма:

– Сбудется наконец-то вековечная мечта всех ваших недоброжелателей – увидеть лорда Джевиджа лежащим в гробу. Многие отдали бы десяток лет своей жизни за такое редкостное удовольствие.

– Ну что ж, выпадет случай, обязательно похвалитесь своей удачей перед подругами, – парировал Росс, ухмыляясь. – Я с радостью подтвержу ваши слова, а то ведь никто не поверит. Я же бессмертный и непобедимый.

И на самом деле с не передаваемым никакими словами выражением на лице возлег в гроб, оказавшийся к тому же еще и коротким для высокого лорд-канцлера – острые колени так и торчали наружу.

– Не смешно, милорд.

– Тогда почему ваши глаза улыбаются?

– Они щурятся, – строго уточнила Фэймрил.

– Не хотите ли примерить собственное ложе? Или боитесь по ширине не поместиться?

– Запомните, милорд, тонкие намеки – не ваш конек, – почти ласково огрызнулась вдова и демонстративно перевернула «свой» гроб вверх дном.

Росс задумчиво почесал макушку и поджал губы.

– Ладно, ладно… Будем считать, что вы сумели уесть меня до самых печенок. Каюсь, не додумался до такого простого решения.

Выбраться из гроба оказалось сложнее, но о помощи «гордый и непобедимый», как водится, просить не стал. Не снизошел до слабой женщины, надо полагать. А зря! Потому что смотреть, как «бессмертный и всесильный» неуклюже вертится и хрустит костями, было не слишком вдохновляюще. Оставалось только ждать, когда лорд-канцлер вернет тело в более пристойное для героя трех войн положение.

Фэйм уселась на перевернутый гроб и подперла подбородок ладонями.

– Если вы думаете, что меня требуется веселить и подбадривать, то вы ошибаетесь, – сказала она грустно. – По правде сказать, я – в отчаянии.

– Почему?

Он в меру сил очистил плащ от пыли и с покаянным видом пристроился рядышком.

– Потому что я даже вообразить себе не могу, как мы справимся со всеми этими колдунами, самозванцами и заговорщиками, как вы докажете всему миру, что вы – это вы?

Мистрис Эрмаад хотелось плакать, причем уже довольно давно – почти десять дней подряд – к горлу регулярно подкатывал горячий ком, а в носу подозрительно щипало.

– У нас так мало времени, почти не осталось денег и неоткуда ждать помощи, – резюмировала она, из последних сил сдерживая слезы. – А вдруг мэтр Кориней откажет нам в содействии? Или того хуже – сдаст властям?

«Только не реветь! Не реветь! Соплями горю не поможешь! Жалобить мужчину слезами – последнее дело. Это недостойно! Это бесчестно, в конце концов!»

Уговоры помогли лишь отчасти. Второй составляющей победы над собственной слабостью оказалась тяжелая рука, легшая ей на плечо. Для мистрис Эрмаад осталось неразрешимой загадкой, как он умудрился превратить обычное прикосновение в символ. Никакого панибратства, тем паче сальности, усилия приложено ровно столько, чтобы тепло от широкой ладони и легкое пожатие внушило уверенность – эти руки защитят от любого зла, согреют в холод и не дадут упасть от усталости. В эту ладонь хотелось вложить свои пальцы. Пусть сожмет крепче, и пойдем дальше. В ногу и в одном направлении. Чтобы победить.

– Все не так плохо, Фэймрил… во всяком случае, не так страшно, как вам кажется…

Все-таки она была удивительной женщиной. Одна только мысль о возможной истерике выбивала Джевиджа из колеи, он попросту не ведал правильной тактики борьбы с дамскими слезами, а потому терялся и чувствовал свою вину. Пришлось признаться себе, что веселое заигрывание как метод поднятия духа не выдержало испытания на прочность и нужно срочно менять подход.