Честная игра

— Да, ты немного хватил через край, — согласилась Филиппа.

— Нельзя же взломать дверной замок жемчужной булавкой для галстука! А как только брак становится, скажем, неустойчивым, это значит, что нечто запирается от одной половины. Я должен был пройти через все это. И уж вовсе не ради собственного удовольствия, Филь… или очень мало, поверь мне. Нет, я это сделал потому, что люблю Фелисити. Если любовь нехороша — вся целиком — то на что мне часть ее? Понимаешь? Вот как я люблю, Филь. Всегда любил. Всегда буду.

Вошел Джервез и потащил Сэмми выпить.

Сэмми всегда было легко говорить с Джервезом, он и теперь сказал открыто, как дитя:

— Эта чистка, которую я устроил… все это было немного круто… и Фелисити тяжело это переживает. Правда, я этому не удивляюсь. Так что, мы уезжаем в Бразилию, но только она еще об этом ничего не знает. Филь считает, что это прекрасная идея.

— Скажите, когда, — ответил Джервез, слегка улыбаясь и протягивая Сэмми бокал. — Мне кажется, что надо восхищаться вашей смелостью, Сэмми! Или это было неведение?

— Думаю, что дал пищу языкам, — великодушно согласился Сэмми. — Но нельзя сделать яичницу, не разбив яйца. А мне наплевать, чьи яйца туда попали, лишь бы моя яичница была хороша! И она будет такой. На что брак, если он делает вас несчастным? Мы скоро будем счастливы, и даже очень. Если вы никогда не топнете как следует ногой, то ваша жена вам наступит на нее — вы понимаете, что я хочу сказать? Ничего хорошего не получается, если вы женаты, а поступаете, как если бы вы были помолвлены. Я начал плохо, но собираюсь кончить хорошо…

Когда он ушел, Джервез вдруг подумал: «Я-то начал хорошо… но как будет дальше?»

Казалось, что Филиппа вдруг снова стала ему далекой.

«Или я живу в таком состоянии, что просто ищу разногласий?» — задал он себе вопрос.

В тот же вечер он неожиданно спросил ее:

— Счастлива?

Вместо ответа, она подняла свое лицо для поцелуя и улыбнулась. Это тоже был ответ, звучавший вполне счастливо, но он оставил Джервеза неудовлеворенным.

Он был несказанно рад уехать из города в Фонтелон, где он и Филиппа должны были провести несколько дней до приезда гостей.

За это время он снова завоюет Филиппу, Филиппу ранней весны, Филиппу замкнутых, очаровательных недель блужданий.

Но в первый же день злой приступ ишиаса приковал его к комнате, к вящему его гневу и унижению.

Это была его первая болезнь со времени женитьбы, и впервые Филиппа вообще имела какое-то отношение к больным. Дома мать никому не позволяла ухаживать за отцом и, как это ни странно, сама ни разу не была больна до той трагической поездки в Фонтелон, когда она простудилась.

Джервез с раздражением сознавал, что выглядит худым и серым, в особенности его раздражала болезнь в такие золотые дни, но ему все не становилось легче.

Филиппа сидела с ним, читала ему, была искренно огорчена за него и так же искренно скучала в этой больничной атмосфере.

— Не отказать ли приглашенным? — спросила она.

— О, я не сомневаюсь, что вы все прекрасно обойдетесь без меня, — нелюбезно пробормотал Джервез. — Нет, нет, пусть приедут — это тебя развлечет, — прибавил он быстро.

Ее почти весь день не было дома — играла где-то в теннис, — и вернулась она как раз к обеду, который должны были подать в комнате у Джервеза.

Она выглядела поразительно хорошо.

«Проклятый ишиас», — подумал Джервез и продолжил героические усилия, чтобы не выглядеть таким инвалидом и быть веселее.

В пятницу прибыли первые гости — Джервез слышал, как подъезжали автомобили.

Он несколько часов не видел Филиппы, но, зато, к его удивлению и искреннему удовольствию, в дверь просунулась голова Разерскилна.

— Филь мне позвонила, сказала, что ты расклеился и пригласила меня приехать погостить. Кит тоже здесь со мной.

Он вошел, сел и указал Джервезу три различных средства от ишиаса, из которых он сам не испробовал ни одного.

Джервез подумал, как мило было со стороны Филь послать за стариной Джимом… Его сердце согрелось, он вдруг почувствовал себя счастливым.

— Не знал, что ты и Филь — такие друзья, — сказал он.

Разерскилн уселся поудобнее.

— Не знаю, как и почему, но мы очень привязались друг к другу, — отозвался он и хотел было добавить: «Ведь я мог бы быть ее дядей», — но вовремя вспомнил, с кем говорит.

— Она красива и хороший человек, — продолжал он немного неожиданно. — Это довольно редкая комбинация в нынешнее время. Обычно принято думать, что одно из этих достоинств исключает другое! Но у Филь это не так — она прямодушный, славный ребенок — прежде всего.

Филиппа быстро вошла, подбежала к Разерскилну и поцеловала его.

— Вы ангел, что приехали! — и, обращаясь к Джервезу: — Милый, ты доволен?

— Очень. А Джим только и делает, что поет тебе дифирамбы.

— Сколько строф? — пошутила Филиппа.

— Уйма, и все длинные! — ответил ей в тон Разерскилн.

Вошел Кит, длинноногий, как породистый щенок, он выглядел поразительно ловким и живым. «Настоящий Вильмот», — подумал Джервез.

— Как насчет партии в бридж? — предложил, наконец, Кит. — Что пользы терять золотое время?

Его отец сказал:

— Он прекрасный игрок. Давайте.