Честная игра

Ей недоставало Джервеза, его присутствия, его влияния, его незаметного, но превосходного управления делами и его заботы о ней самой; ей было даже странно, что она так чувствовала его отсутствие.

Он должен был вернуться 21-го, но ему удалось приехать 20-го, когда Филиппа уже уехала на вечер к Гармонденам. Освежившись, он, не спеша, переоделся и отправился туда же. Делия была его старым другом и встретила его с восторгом.

— Как вы вовремя, дорогой мой! Ваша очаровательная жена танцует следующим номером программы.

— Танцует? Филиппа? — переспросил Джервез, вставляя монокль и принимаясь изучать программу.

Делия Гармонден тронула его за руку.

— Какой прекрасный, художественный номер этот танец, и какой славный парень Тедди Мастерс, не правда ли? Мы все раньше думали, что он женится на Филиппе, но тут явились вы, как некий сказочный принц!

Она улыбнулась своей добродушной улыбкой и ушла.

На Тедди эта «неделя свободы», как он говорил, оказала большое влияние. Целых семь дней он провел возле Филиппы, часто наедине с нею. Он незаметно изменился, изменились его манеры — он танцевал с блестящими глазами, и экстаз сквозил в каждом его движении и взгляде.

Это был его последний вечер, и ему хотелось использовать каждое его мгновение.

А затем Филиппа пригласила его в Фонтелон на Рождество… через каких-нибудь три недели…

Он ей как-то сказал:

— Филь, мне ужасно хотелось бы снова повидать Фонтелон — правда, это смело с моей стороны? Но не будьте строги со мной! А на Новый год я буду у Харренсов, в пяти милях от вас!

Филиппа рассмеялась и сказала:

— Конечно, вы должны приехать. Давайте проверим даты…

Их вызывали без конца. Джервез выждал, пока они три раза повторили танец; потом встал и пошел искать зеленую комнату.

В ней были Филиппа и Тедди, Леонора Ланчестер и Камуаз, которая должна была сейчас петь.

Когда вошел Джервез, Филиппа воскликнула:

— Джервез, дорогой, почему ты не телеграфировал?

Он поцеловал ее, удержал ее руку, кивнул остальным, заметив внезапную бледность Тедди, его страдающий вид…

«Будь он проклят!» — с горечью подумал Джервез. Он увел Филиппу переодеться.

— Ты простудишься, дорогая!

По дороге в ее комнату он внимательно наблюдал за нею. Она выглядела слегка усталой, но была полна интереса к его поездке, его новостям, и озабочена тем, как он себя чувствовал в пути.

— Чувствовала мое отсутствие? — спросил он ее, когда они уже были дома.

— Ну еще бы! Кексон на кого-то наехал, и мне пришлось объясняться с полицией… он не был виноват. В самом деле, ведь так трудно что-нибудь видеть в сгущающихся сумерках…

— Тебе не повезло, дорогая! Я постараюсь завтра все уладить. Но я надеялся, что я тебе нужен не только как лицо, умеющее хорошо объясняться с полицейскими.

— Ты же… ты сердишься на меня за что-нибудь? — серьезно спросила Филиппа. — Что-то в тебе изменилось… немного, как если бы ты стал более далеким…

— К чему ты клонишь? — подразнил ее Джервез, хотя в тоне его было мало веселья.

Потом он ее неожиданно обнял и начал целовать, сначала под настроением горькой обиды, а затем, как всегда, ее очарование разогнало его ревность, его полустрах, не оставив места ни для чего, кроме любви.

— Моя жена, — шептал он, прильнув устами к ее устам, — моя…

* * *

Секретарь Джервеза, стройный, сильный и в высшей степени симпатичный на вид молодой человек, принес ему список гостей, приглашенных на Рождество. Его взгляд упал прежде всего на имя Тедди Мастерса.

Полное единение вчера вечером прогнало отчасти мысли о Тедди, но теперь холодное ясное утро вернуло ему всю испытанную горечь. Значит, Филиппа все-таки успела пригласить Тедди.

Он прибавил одно или два имени и вернул список секретарю.

Среди приглашенных были Разерскилн и Кит… и Камилла с сыном и дочерью, и сестра Сэмми с мужем.

Джервез думал о прошлом Рождестве и его трагическом конце.

Он глядел из окна на сгущавшийся туман; уже не видно было деревьев и лишь призрачно маячили огни… Почти бессознательно чертя карандашом по бумаге, он дал волю своим мечтам, которые его уносили к единственному жгучему желанию его жизни — его тоске по сыну.

Он желал Филиппу, женился на ней, любил ее, гордился ею, но он не скрывал от себя правды: у них было мало общих интересов. И это не было виной ни Филиппы, ни его самого.

Если бы у них были дети, их жизнь наладилась бы; а раз его стремление к равновесию было бы удовлетворено — он чувствовал, что мог бы с должным достоинством вести себя ради сына, для которого надо было бы работать, чего-то добиваться… И тогда он навсегда избавился бы от этой унизительной ревности. Даже сейчас, сидя здесь в этих густых, туманных сумерках, он чувствовал, как давит грудь, и сердце бьется быстрей при воспоминании о Тедди. Ему было стыдно за себя, но стыд не уменьшал его ревности.

С полуподавленным восклицанием он встал, зажег все огни, взял книгу, которая его очень интересовала, и решительно принялся за чтение.

ГЛАВА XVI