Честная игра

До этого вечера он не стыдился быть платным танцором, но теперь озлобление, жгучая боль и унижение, доводившие его до отчаяния, овладели им. Он говорил себе, что похож на дешевую марионетку, пляшущую перед презирающей ее толпой, что он жалкий «gigolo», один из того круга на Ривьере, который кормится за счет женских слабостей и в котором каждый слишком хорошо одет, преувеличенно вежлив, но скверно воспитан и хам в душе.

Он был бы в состоянии ударить леди Рэллин за то, что она улыбается ему прямо в лицо, и за ее сентиментальное: «Что с вами, милый Арчи? Скажите мне… скажите своей Лотти!»

Скажите Лотти!

Когда-то он был способен смеяться над этим, его это искренне забавляло! Теперь же эти слова, этот тон звучали оскорблением его мужского достоинства.

А Филиппа сидела здесь, глядя на него, как он скачет и вертится и как он продает себя за сто франков в вечер!

Он растравлял себя мыслью: «Она все поняла и презирает меня!»

Его профессия, пока он не любил Филиппу, его даже не трогала. Он не задумывался над ней и вполне приспособился: был бодр, делал сбережения, жил для будущего, когда он будет свободен и будет работать, чтобы стать на путь к богатству.

Но когда Арчи становилось невмоготу, Форд, угрюмый и вечно недовольный, старался привить ему свою точку зрения:

— Потерпи, это — только средство к достижению цели, ужасно неприятное средство, но я уверяю тебя, что близится конец.

Без сомнения, он был сумасшедшим, безумным, когда признался Филиппе в своей любви, строил планы женитьбы на ней и заставил ее отказаться от тех денег.

А что он мог ей предложить взамен? Он даже не мог купить ей цветов, которые ей преподносили другие мужчины, или подарить ей какую-нибудь мелочь вроде дорогих конфет или английских журналов. Все, что он мог сделать для нее, это только оплатить ее комнату и услуги.

Она, должно быть, это поняла; она не могла не понять этого за время пребывания здесь Маунтли.

Он так грубо и неразумно исковеркал ее жизнь. Он закончил на этот вечер танцы и вышел на террасу.

Филиппа уже давно исчезла, вернулась к себе в комнату, так же, как и Арчи, сознавая свое глубокое несчастье и обиду.

Она, как и Арчи, размышляла о неизвестном будущем; и если Арчи мучили вопросы о том, что он собой представляет, то и Филиппа начала смутно разбираться в своем положении в этой любви, которая смела всю обстановку ее прежней жизни.

Сегодня ночью, после цветов, запаха духов и музыки в «Мажестике», ее единственная маленькая комната в пансионе показалась ей совсем убогой.

И она принимала это за любовь!

«Действительно ли она потеряла рассудок?» — спрашивала она себя с насмешкой; она пожертвовала своим доходом и отказалась от так называемой роскоши, потому что какой-то молодой человек безумно, как он говорил, влюбился в нее?

И вот к чему все это привело!

Когда она перебирала все это в мыслях, это казалось ей невероятным; она в тот раз, по-видимому, потеряла всякую власть над собой!

На столе в комнате осталось еще несколько роз, которые ей прислал Маунтли, славный, веселый, милый Маунтли, которого Арчи оскорбил из смешной, детской ревности!

Арчи должен был бы прийти к ней сегодня вечером просить прощения, а вместо этого он, слегка кивнув ей головой, продолжал танцевать перед ней с этими ужасными, смешными, строящими глазки, накрашенными старухами.

Он всегда говорил, что он их терпеть не может, но Филиппа видела, как он им отвечал улыбкой.

— Замечательно красивый молодой человек! — сказал о нем полковник Баррон. — И, как говорят, вполне порядочный — в своем роде.

— Он служил в воздушном флоте, не так ли? И был так тяжело ранен, что должен был остаться в этом климате после окончания войны, — отвечала Филиппа.

— Да, кажется, что-то вроде этого, — согласился с ней полковник Баррон, который никогда не был ближе к Франции, чем южный берег Англии, где он занимался доблестной работой, наблюдая, как другие эту работу за него исполняют, — Да, что-то в этом роде. Хотя, конечно, каждый молодой человек, которого встречаешь в этом прекрасном месте, был либо летчиком, либо вообще каким-нибудь героем! И вот до чего они теперь докатились!.. Вот я и хочу сказать: прошло уже несколько лет, как окончилась война, и если мы, старики, могли приспособиться, заняться делом, то почему они так же, как и мы, не втянулись в работу? Не говорите мне, что нет другой работы, кроме танцев! Нет, моя милая маленькая леди, слишком трудно этому поверить!

Арчи снова промелькнул мимо них; полковник Баррон продолжал:

— Мне говорили, что это тип красоты, который нравится женщинам. Удивляюсь, почему он не идет в кино. Ведь он выглядит атлетом и не любит настоящей работы! Ха-ха-ха!

Филиппе этот вечер не принес ни удовлетворения, ни радости и вообще никакого удовольствия; теперь она была одна, раздраженная и несчастная.

«Конечно, в словах старого полковника Баррона была некоторая доля правды»-, - говорила она себе.

Казалось странным, что Арчи был доволен своим положением танцора, но тем не менее ничего плохого в нем самом не было.

О Господи! Все, кроме…