Честная сделка

— Ничего. — Я невинно похлопала ресницами. — Разве вам не хочется понравиться будущему тестю?

Он вздохнул устало, и злость из штормовых глаз испарилась.

— Глядя на вас, будущему тестю мне хочется исключительно врезать. За все ваши дурные мысли о себе.

— Что? — Теперь хмурилась уже я. — При чем здесь…

А вот договорить мне не дали, ловко заткнув рот поцелуем. Поначалу резким, жестким, торопливым, а затем нежным, щемящим, вынимающим душу…

— Так понятнее? — выдохнул мэйн, отстранившись, но совсем чуть-чуть, отчего я никак не могла рассмотреть его лицо.

Я помотала головой — и вовсе не потому, что хотела еще одного пояснения, хотя кто знает…

— Ваш сюртук так и валяется на земле, — прошептала я, когда мы с трудом прервали второй поцелуй и застыли, сцепив руки и прижавшись лбом ко лбу.

Полагаю, мэйну было демонски неудобно сгибаться в три погибели, но он стоически терпел и даже казался довольным. Счастливым.

— Плевать.

— И дом разрушен.

— Отстроим заново.

— А призраки точно ушли?

— Точно, я проверил.

Мы еще немного помолчали, прислушиваясь к дыханию друг друга, и не сговариваясь повернулись к дому.

— Добились-таки своего, — непонятно хмыкнул Рэйнер, и я запрокинула к нему лицо.

— Добились своего? — спросила удивленно.

Он кивнул на наши переплетенные пальцы.

— В смысле… вот это и было их целью? — уточнила я, поднимая наши руки.

— Юта, — Рэйнер нежно улыбнулся и свободной рукой погладил меня по щеке, — первый ритуал Гантрама прервала его любовь к сыну. Думаю, они были уверены, что для освобождения в сердце пентаграммы должны стоять двое, связанные подобным чувством.

— Потому мне и позволили продать дом, — прошептала я.

— Потому мне и позволили приблизиться к дому, — вторил мне Рэйнер.

— Ты тоже веришь, что без… — я смутилась и отвернулась, — без этого чувства ничего бы не получилось?

Он загадочно промолчал, а когда я осмелилась вновь поднять взгляд, на секунду прижался своими губами к моим:

— Я тебя люблю.

И действительно, какая разница, что принесло ритуалу успех? Мои чувства к Рэйнеру, моя невольная привязанность к призракам или ни то, ни другое, а просто слепая удача и новая сторона моего дара?

Главное, что пленники наконец обрели долгожданную свободу, а я… Я тоже. Обрела.

Я покрепче прижалась к Рэйнеру, глянула на дом, уже представляя просторные светлые комнаты вместо нынешнего бордово-черного великолепия, и вдруг подумала…

А что из сегодняшних приключений запомнил мэтр Штанге?

Эпилог

Эпилог, в котором нарушаются клятвы и законы мироздания

Пока Вэлтен Джакоб Александр Готтфрид Рэйнер Четвертый старательно выводил свое бесконечное имя и список ласковых прозвищ пальцем в луже пролитых на новый стол сверхстойких чернил, я вяло размышляла о превратностях судьбы и бренности бытия.

Шансы на то, что из десяти сверкающих баночек, сын выберет именно эту, единственную в своем роде, были ничтожно малы. А на то, что он выстроит свой первый в жизни туннель в запертый отцовский кабинет именно в день доставки стола, — и того меньше. Впрочем, стоило ли удивляться этим математическим чудесам, раз уж сегодня Александр побил самый главный в Аделхайде рекорд по невероятным стечениям обстоятельств? Я бы даже сказала, нарушил закон природы, но некие сохранившиеся в доме от прежнего хозяина книги утверждали, что такое уже случалось.

Итак, трехлетний Александр Рэйнер построил свой первый туннель. Другой Александр Рэйнер, которого я упрямо звала Готтфридом, явился в кабинет через минуту после меня и теперь наблюдал за деяниями сына с широкой улыбкой и научным интересом, сияющим в серых глазах.

— Невероятно! — наконец изрек Рэйнер-старший.

— Ты про его навыки в письме или про наследственный дар? — угрюмо уточнила я.

— Он не может быть наследственным, благословение так не работает, — как маленькой объяснил муж. — Просто Анико счел нас достойными.

Я скептически скривилась, но спорить не стала, хотя лично мне подобное благословение бога-шутника не сулило ничего хорошего. Александр и так рос ребенком активным и неусидчивым, а еще крайне любопытным, и если дар ему достался такой же сильный, как отцу, чувствую, ловить нам его когда-нибудь на соседнем континенте…

— Не переживай, — прекрасно понял мои опасения муж и, крепко прижав к себе, поцеловал в висок. — Я настроюсь на него, буду перехватывать все туннели. Кто ж еще справится с юным кротом, как не такой же крот?

— Это все твое имя, Готтфрид, — упрямо пробормотала я. — А ведь я клялась, что никогда и ни за что…

— Традиции — это святое, — нагло хмыкнул мэйн и еще с минуту полюбовавшись перемазанным чернилами сыном, удалился. — Велю Марте тут прибраться.

Я проводила его усталым взглядом и вздохнула. Марта — это, конечно, хорошо, но вряд ли ей под силу избавиться от этих художеств. To ли дело в былые, призрачные времена… тогда бы эти чернила даже пристать к столу не успели и испарились бы по щелчку пальцев Аццо.