Честно говоря

Это, конечно, печальный такой взгляд на жизнь, но при этом я точно знаю, что умею ловить шансы, просто по определенным причинам что-то все-таки проходило мимо меня. Шансы терялись, например, из-за каких-то моих принципов, но почему я должна ими поступаться ради того, чтобы что-то получить? Или даже так, скажем прямо: почему я обязана с кем-то спать, чтобы не упустить свой шанс? Это же тоже шанс, да? Но я им никогда не пользовалась, потому что он не «мой», он для кого угодно, но точно не для меня. Кто-то может мне сказать, что вот якобы упустила и то, и еще это, но это же жизнь, она состоит из таких вещей.

Вот когда Бог дает человеку что-то, а тот это не использует – вот это действительно упущенный шанс. А то, что мне дал Бог, я очень бережно пронесла и как зеницу ока берегла, каждый раз поднимаясь после тяжеленных болезней. Очень многие не то чтобы руки опустили, а просто прекратили бы не только существование в профессии, но и физическую жизнь. Но у меня-то никогда не было такого, чтобы все, я смирилась и пошла упускать свои шансы один за другим. Но держать судьбу за хвост, конечно, не могла, да – болела смертельно.

Я была очень популярна и хранила то, что предначертано судьбой, но искусственно делать себе безумный пиар – это не мой путь. Если вдруг я где-то поленилась, значит, меня Бог от чего-то уберег. Вот я так считала всегда. Это фатальность, да, это приятие судьбы, но я очень редко что-то отменяю именно по лености – чаще по каким-то психологическим причинам, потому что чувствую, чую, интуичу, что вот туда мне не надо, хотя и понимаю, что это упущенный шанс и я бы могла там получить для себя выгоду. Могла бы, да, но не делаю этого намеренно, потому как меня что-то не устраивает в этом шансе, подрывает мою собственную концепцию жизни.

Часть 10. Об обмане и непорядочности. О званиях и наградах. Можно ли верить Елене Прокловой?

Расскажите о разочарованиях – их было много в жизни? Какое самое большое?

Разочарования были, и их было больше, чем хотелось бы. Насколько они велики, по прошествии времени трудно сказать, потому что я человек, не живущий прошлым. Вспоминаю это как какие-то факты из моей жизни, помню, что было очень больно и обидно и что я плакала. Как правило, все было связано с работой – с обманом и несправедливостью. А обманывали меня очень подло. Особенно запомнился случай с Татьяной Коршиловой, она была одной из основательниц программы «Песня года» и одно время вела ее. Но сейчас ее уже давно нет в живых, в молодом возрасте она разбилась в аварии. Вот она мне очень много боли принесла. И вроде бы такой правдолюбкой сначала казалась, а потом выяснилось, что способна на подлые чудовищные вещи. Кого-то, наверное, нельзя было бы обвести вокруг пальца, а меня можно, потому что я всегда была честной и верила людям. Даже представить себе не могла, что такое бывает.

Уж не знаю, самое ли большое это было разочарование, но видите, я не забыла о нем до сих пор. Произошла вот такая история… Коршилова пригласила меня на «Песню года» – то ли 83, то ли 85, сейчас уже не помню – и у меня в репертуаре была песня Жени Мартынова, которая называлась «Заклятье». Это был очень удачный перевод стихотворения индийского поэта, и Женя написал песню, которую отдал мне петь. Просто взял и подарил. Тогда никто не продавал и не покупал песни, все это было по-иному: композиторы получали авторские от исполнения, и все были довольны. Я, конечно, схватилась за нее, потому что песня была мощнейшая, и она у меня получилась по нутру, по накалу, по всему… А Коршилова меня приглашает с песней Фельцмана – я ее просто записала для его пластинки, она даже не входила в мой репертуар – но поскольку он член Союза композиторов, была гарантия, что на «Песне года» ее точно не вырежут. Тогда на этой программе все пели по две песни, и я ей говорю: «Тань, давай сделаем так – я спою «Заклятье» (потому что, ну это песня) и Фельцмана до кучи. Ему нужно просто дань уважения отдать, так что и ее исполню». Она соглашается. Начинается вся эта катавасия, и случилось так, что я немножко раньше времени прихожу на репетицию и вдруг слышу, как мою песню «Заклятье» поет какая-то девочка. Никому не известная ни тогда, ни сейчас литовская певица. Я к Коршиловой: «Тань, что это, почему она мою песню поет? Причем даже фонограмма записана?» А она: «Да нет, она пробует просто. Мы ее прослушиваем». Короче говоря, пою две песни на записи программы, а когда вижу эфир, «Заклятье» поет эта литовка. Более того, поскольку на съемке в концертной студии «Останкино» пела я, а девочку сняли вообще без зрителей, мою публику Коршилова решила подмонтировать к ее выступлению. Я звоню и говорю: «Таня, ты подлая тварь, как же ты так могла?»