Честно и непристойно

— Ну вот! И теперь ты звонишь мне в середине ночи и заявляешь, будто хочешь свиданий вместо «не-свиданий», правильно я тебя понимаю? — Мне не хотелось вновь повторять «да». — Стефани! — Он понизил голос: — Можешь называть это как тебе угодно… — Мы оба помолчали. — Лишь бы только это значило, что я смогу видеть тебя чаще.

Я не знала, смеяться или плакать. Совершив и то, и другое, я настойчиво продолжила:

— Нет, понимаешь, Стивен…

— Ну давай, выкладывай, — усмехнулся он.

— Позволь мне договорить. Так вот, я хотела бы стать тебе ближе и правда проводить с тобой больше времени! — Я почти кричала. — Черт, мне правда этого хочется.

— Ты серьезно?

— Да!

— Ну так кончай валять дурака и сделай что-нибудь для этого! — Он что, хочет, чтобы я к нему приехала? — Да-да, и, по-моему, нам давно пора перейти на новый этап. Может, устроим на «не-не-свидании» что-нибудь необычное, как ты думаешь?

Я немножко подумала, гадая, не о садомазохизме ли речь и готова ли я к этому. Мы уже фотографировали вдвоем город, посещали рестораны, спортивные соревнования, концерты. Что еще можно придумать? Но у него определенно был план.

— Ну, хорошо, — неуверенно сказала я, ожидая объяснений.

— Отлично. — Он хлопнул в ладоши. — Как тебе нравится идея поехать в Куинс и провести день на кладбище? — И это я тут ненормальная? — Стефани, я же тебе говорил: завтра мне нужно пойти на захоронение праха моей бабушки. — Что-о? Я ослышалась? — Ну, ее прах захоронят рядом с останками ее мужа. — Ого. — Стефани, тут нет ничего особенного. Я с ней вообще не был знаком, и народу будет очень мало. Кроме того, ты сможешь познакомиться с моими родными, в этом вся и суть. — Вот уж слова, которых не стоит говорить Стефани: знакомство с родителями.

— Ну-у..

— Да ладно тебе. Не нукай, просто приезжай.

— Ну… ладно, да, я хочу приехать, — сказала я, словно мне это только что пришло в голову. — И вообще лучше всего знакомиться с семьей мужчины, когда им не до тебя. Тут как раз тот самый случай — они ведь будут скорбеть.

Следующее утро началось с саркастического замечания Стивена:

— Так мило, что ты всегда опаздываешь, — заявил он, придерживая дверцу машины.

— А как же, я всегда мила, — ответила я с не меньшим сарказмом.

Вообще-то я выглядела сейчас просто ужасно. От такой погоды у меня всегда волосы вились как стружка; подходящий унылый фон для дня на кладбище.

Он уставился на меня, не спеша закрыть дверцу.

— Стефани, ты не можешь не понимать, насколько ты хороша. — Раньше я ненавидела подобные фразы.

Ты не можешь не понимать… Это же не математика. Каковы критерии для сравнения? Иногда я хороша, а иногда у меня вздут живот, новый прыщик чешется и жирок мешает двигаться. Красота — не город с вокзалом, а вечное путешествие. Что можно ответить на такой комплимент?

— Да, я знаю. — И, не сдержав озорной улыбки: — То есть спасибо, Стивен! — А потом случилось самое ужасное: Стефани Кляйн захихикала.

О Господи. Под взглядом Стивена я постаралась притушить улыбку. Я стеснялась ему показать, насколько счастлива:

— Не за что, Стефани, — откликается он заунывным тоном, в котором отчетливо слышится: «Я-то тебе рад, а ты мне?»

Когда я сажусь в машину, он целует меня в нос.

— В каком возрасте пора начинать читать некрологи? — спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, продолжаю: — Знаешь, если б не отец, я бы никогда не знала, кто умер. Он читает некрологи каждый день в туалете.

— Ну, когда ты достигнешь определенного возраста, на тебя посыплются смерти друзей и близких, ты начнешь обращать на это внимание.

— А когда умерла твоя бабушка? — Ведь это не погребение, а захоронение.

— Год назад, но я узнал об этом не из некролога. Она очень долго болела.

Мне вспомнилось, как я узнала о смерти бабушки Гэйба. Тогда мы уже не были женаты. Отец прочел об этом в газете и позвонил мне. Я испытала смешанные чувства: с одной стороны, я знала эту семью очень близко, но в тоже время была для них теперь совсем чужой. Несмотря на то что периодически меня охватывала ненависть к Гэйбу, с ним был связан большой кусок моей жизни. Я собирала его разбросанные носки, гладила его по голове, когда его тошнило, путешествовала с ним, пользовалась его галстуками вместо пояса, спала в его рубашках, время от времени пользовалась его зубной щеткой, а иногда и бритвой. И я очень его любила. У нас была настоящая, наполненная жизнь. Бабушка Гэйба всегда была добра ко мне, но на ее похоронах мне места не было. Впрочем, у меня и поползновений не было пойти туда. Та жизнь стала для меня чужой. Мое присутствие никого бы там не утешило, да я и не хотела никого утешать. Я знала, что Гэйбу это не нужно, и вряд ли смогла бы даже попытаться. Однако меня удивило, что мне все еще не все равно. Кажется, я все же любила Гэйба, хотя и ненавидела его за легкомыслие и неверность.

— Знаешь, Стивен, у взаимоотношений тоже должны быть некрологи, чтобы каждый узнавал, что случилось, хотя бы вкратце.

— С чего это ты вдруг?

— Не знаю. Нет, все-таки знаю! Когда я умру, мне некуда будет деться.

— Как это?