Я прервал повесть о «мальчике, который выжил» ещё в подъезде — к разочарованию своих спутников. Торопливо прикидывал, чем накормлю такую ораву любителей историй о волшебниках. Кухня уже второй месяц была в моей юрисдикции (окончательно отстранил Надю от работы у газовой плиты сразу же после получения заказа на триста «адидасовских» теннисок). Впрочем, трудился я там не в одиночку. Благодаря двум юным помощникам (Вовчику и Зое) справлялся с приготовлением пищи в кратчайшие сроки (чтобы оставалось больше времени на чтение художественной литературы). Вот и сегодня Зоя по моей команде накрыла на стол в гостиной (я торопливо очистил его от груды теннисок), а Вовчик разогрел суп и жаркое.
За обедом дети и взрослые вернулись к реальности (вынырнули из грёз о магических существах, английских волшебниках и чародействе), вспомнили о делах насущных. Виктор Егорович щедро осыпал комплиментами Надю Иванову, смущённую его красноречием. Вовчик вновь рассказывал о своём желании научиться «фехтовать на шпагах» — прикидывал, поможет ли ему мастерское владение холодным оружием освоить в кратчайшие сроки работу с волшебной палочкой. Зоя и Павлик Солнцев спорили о том, когда именно состоится экзамен по самостраховке. Паша считал, что мы продемонстрируем Верховцеву свои навыки правильно падать в понедельник — Зоя доказывала, что тренер говорил о среде (точную дату того экзамена я не вспомнил).
Разговоры на отвлечённые темы завершились, как только мы с Зоей вымыли посуду (Вовчика я к этому делу допускал, если у нас появлялся излишек времени: рыжий слишком много жестикулировал и болтал — мало времени уделял посуде). А когда стих шум воды в раковине, дети и взрослые посчитали это за третий звонок перед началом представления. Вовчик и Зоя Каховская привычно расселись на моей кровати. Павлик Солнцев примостился рядом с ними (скользнул взглядом по висевшей на стене чёрно-белой фотографии). Надя Иванова нерешительно замерла в дверном проёме (словно боролась с желанием послушать о Поттере и необходимостью шить очередную тенниску). Папа стал позади неё (положил руку на Надино плечо!).
— Ну и чё? — спросил Вовчик. — Впустили их в замок?
Я улыбнулся.
И мысленно попросил прощения у Джоан Роулинг за раскрытие перед советскими гражданами спойлеров и интриг её ещё не написанной книги.
— Конечно, впустили, — сказал я. — Дверь замка распахнулась. И Гарри увидел высокую черноволосую волшебницу в зелёных одеждах…
Надежда Сергеевна утратила силы бороться с чувством долга, как только Шляпа распределила Гарри Поттера в Гриффиндор. Надя всплеснула руками, обиженно скривила губы. И заявила, что ей нужно работать. Сказала, что пока у неё нет собственной волшебной палочки. А значит: ей придётся шить руками. Скользнула взглядом по лицам присутствующих (дольше всего смотрела в глаза Виктора Егоровича), попросил прощения за то, что грохотом швейной машинки помешает им слушать мою историю. Вовчик улыбнулся и махнул рукой; рыжий заявил, что «нам не привыкать»; сказал, что под грохот слушать «даже лучше». Виктор Солнцев тоскливо вздохнул и сообщил сыну, что им пора идти домой. Вот только Павлик с отцом не согласился.
— Пап! Что мы там будем делать? — сказал мальчик. — По телеку сегодня нет ничего интересного. Пять страниц о пионерах-героях я прочёл ещё вчера. И уроки на понедельник сделал. А Миша — вот как интересно рассказывает! Давай ещё немного послушаем. Тебе жалко, что ли?
Я невольно вздрогнул (по рукам пробежали мурашки): вспомнил потёртую книгу в желтоватой обложке, которую меня (много лет назад) заставлял читать отец. То был сборник рассказов и отрывков из крупных произведений (все — о «подвигах» детей). Я и сейчас помнил, как несколько дней подряд (в моём — в реальном времяисчислении) полз по неким баррикадам (в одном из тех рассказов) мальчишка, раненный вражеской пулей. Куда и зачем он полз — эти сведения в моей памяти не сохранились. Зато я не забыл, как трудно и тоскливо мне было о нём читать. И я до сих пор не понимал, какое отношение к пионерам (в честь которых составители назвали свой сборник) имел ребёнок, живший (и «героически» погибший) во времена Великой французской революции.
— Витя… Виктор Егорович, — сказала Надя Иванова, — Павлик прав: не нужно вам сейчас никуда уходить. Пока даже не вечер. А завтра воскресенье — не понедельник: на работу ни вам, ни мне собираться не нужно. Я и сама бы с удовольствием послушала Мишину историю. Но мне нужно шить. А вы оставайтесь…