Честное пионерское! Часть 2

Не сел — упал на скрипучий диван-книжку. Откинулся на низкую спину (прикоснулся к ней затылком). Мышцы на шее расслабились — голова безвольно склонилась к плечу. Я всё же прекратил зевать; почавкал, сглатывая скопившуюся во рту слюну. Смотрел на дверной проём, словно чего-то (или кого-то) ждал. Звуки телевизора и холодильника сливались в единую мелодию (настенные часы в нёй словно отбивали ритм). Разнозаряженные веки упрямо притягивались друг к другу. А я тянул ко лбу брови: мешал своим глазам закрыться. Но с силой притяжения не справился. Сперва сомкнулись веки — потом и моя спина скользнула по спинке дивана.

Я коснулся виском мягкой поверхности… и погрузился во тьму.

Которую тут же разогнала яркая вспышка…

* * *

— …Ровно пять минут прошло, — услышал я голос Вовчика. — А ты ещё спорила со мной!

— И ничего такого не было: я не спорила! — произнесла Зоя Каховская. — Я только говорила, что через десять минут позову на помощь.

Я открыл глаза.

Увидел над собой Зоино лицо. А позади него рассмотрел рыжую шевелюру Вовчика. Ещё заметил яркое голубое небо и зелёные ветви густого кустарника.

— Она спала, — выдохнул я (ни к кому конкретно не обращаясь). — Вот почему она не сопротивлялась.

Дети переглянулись.

И вновь посмотрели на меня: Зоя испугано — Вовчик с любопытством.

— Эээ… чё?

— Миша, как ты себя чувствуешь? — спросила Каховская.

Я смотрел девочке в лицо — на родинку над губой, на мочки ушей, на брови. Не спешил отвечать. Успокаивал мысли, устроившие в голове дикарские пляски. Сжимал челюсти, словно сдерживал зевок. Моргал, хотя туман и полумрак уже не застилали мне взор. Слышал крики птиц и шум проезжей части (не гул холодильника и не голос Аллы Пугачёвой). Рассматривал Зоины глаза (а не дверной проём комнаты). Но думал вовсе не о Зое Каховской — воспроизводил в памяти недавний (свой?) марш-бросок от стола в гостиной, до преграждавшего путь в «берёзовую рощу» скрипучего дивана.

«Она спала, — повторил я, но уже мысленно. — Умерла во сне. Она его не видела. И мне не показала».

Вздохнул и добавил: «Вот же гадство!..»

Долго размышлять мне не позволила мошка — она влетела мне в ноздрю. Я чихнул. И только теперь сообразил, что в бок мне упирались не пружины дивана — твёрдые камни. А мой затылок прижимался не к подушке — к бёдрам одноклассницы.

Я дёрнул головой. Но сразу встать не сумел. Зоина рука опустилась на мой лоб, словно девочка не желала меня отпускать. Я в реальности почувствовал почти такую же слабость, как и в недавнем видении. Но не встревожился: знал, что та вскоре пройдёт.

Однако попытки встать пока прекратил. Упёрся локтями в землю — принял устойчивое положение. Подмигнул Вовчику, улыбнулся Зое.

— Нормально… всё со мной, — сказал я. — Спасибо, что помогли.

— Не за что, — сказал Вовчик. — Видел бы ты, как я тебя подхватил! Это меня, надо было признать лучшим футбольным вратарём, а не Дасаева!

— А девочки ушли, — сказала Зоя.

Дёрнула плечом — сбросила бретельку фартука; махнула ресницами.

Я взглянул на кусты — ни Оксану Локтеву, ни Нину Терентьеву не увидел.

Но в воздухе ещё витал запах табачного дыма.

— Да и… фиг с ними, — сказал я.

— Может… к доктору тебя? — спросила Каховская.

Я улыбнулся; зажмурился: вдруг взглянул на солнечный диск (тот выглянул из-за головы рыжего мальчишки).

— Не нужно никаких докторов: уже всё прошло… почти.

Приподнял голову, но тут же вновь уронил её на Зоины ноги.

Тёплая ладонь снова прижалась к моему лбу.

— Сейчас минутку ещё полежу, — сказал я, — и пойдём по домам. Не переживайте: сам дойду. Наверное. А в полпятого мы с тобой, Каховская, снова увидимся. Надеюсь, ты не забыла об этом? Сегодня мы запишемся в секцию самбо.

Глава 7

Мы договорились с Каховской, что встретимся на углу её дома. Я не горел желанием сегодня общаться с Зоиными родителями — особенно с Елизаветой Павловной, которая предсказуемо не одобрила желание дочери заняться борьбой. Юрий Фёдорович успешно пролоббировал Зоину идею сменить танцевальный кружок на занятия в спортивной школе. Об этом я узнал от соседки по парте ещё перед классным часом. Как и о том, что самбо для Елизаветы Павловны стало примером моего «дурного влияния» на её дочь. А потому предпочёл пока не испытывать судьбу — выжидал, пока Зоина мама успокоится и вспомнит о том, какой я хороший и нужный человек (или об этом ей напомнит «дядя Юра»).