— Фигушки она быстрее! — заявила Зоя. — Я с ней вчера боролась — я помню. Светка быстрая, но не настолько.
Девочка поправила кимоно, приподнялась на локтях.
— Давай ещё попробуем, — сказала она.
Я покачал головой.
— Сперва покажешь узел плеча.
— После броска! — потребовала Зоя.
— После броска ты снова растеряешься, — сказал я. — Пару раз повторим приём сразу в партере.
Тут же добавил:
— Потом снова попробуем после падения.
— В партере у меня нормально получается, — проворчала Зоя.
— Получается, — сказал я. — Но повторить не помешает. Броски будут потом.
Дождался, пока Каховская уляжется на спину.
— В руке угол — девяносто градусов, — говорил я. — И прижимай плечо локтем, чтобы не гулял сустав. Фиксацию делаешь максимально жёстко. Не нужно жалеть противника. Помни, что это он только что бросил тебя на пол и заработал баллы. Пожалеешь его — проиграешь!
— Да помню я, помню! — пробормотала Зоя.
— Про ноги не забывай, — повторил я. — Разводишь их, притягиваешь противника к себе…
Руки Каховской метнулись ко мне — и уже в следующее мгновение я повалился на девчонку, почувствовал, как спеленали мои ноги, ощутил тёплое девичье дыхание… и резкую боль в суставе.
— Вытягивай его, — простонал я. — Не позволяй ему вывернуться… Отпускай!
Боль отступила — я повалился на бок. Увидел довольную Зоину улыбку.
И услышал голос Юрия Фёдоровича Каховского (Зоин отец вернулся домой почти четверть часа назад, но нам до сих пор не мешал).
— Вот теперь я вижу, что вы заняты делом, — сказал «дядя Юра». — Так ему доча. Не жалей этого наглеца. Пусть привыкает жить у тебя под каблуком.
Я потёр плечо.
Предложил:
— Дядя Юра, я ведь могу этому приёму и Елизавету Павловну научить.
— Я тебе научу! — сказал Каховский.
Пригрозил мне кулаком.
— Елизавета Павловна, кстати, вот-вот явится, — сказал Юрий Фёдорович. — Хочу с тобой, зятёк, переговорить до её прихода.
— Папа! — возмутилась Зоя. — Ты нам мешаешь! У нас в понедельник соревнования! А я по-прежнему не успеваю!
Каховская грозно сдвинула брови, отработанным до автоматизма движением спрятала под курткой кимоно тонкие выпирающие ключицы.
Юрий Фёдорович махнул рукой.
— Успеешь, доча, — сказал он. — Не волнуйся по этому поводу. Ты у нас в маму пошла. Это значит: всегда и везде успеешь. Да я и не отвлеку твоего кавалера надолго. Задам ему всего пару вопросов. А после можете валяться на полу хоть до программы «Время».
Сидеть на кухонном стуле в кимоно оказалось не слишком комфортно. Да и пояс врезался в живот, будто предупреждал о том, что не следовало глотать пищу до завершения тренировки. Хотя остатки бутерброда с колбасой и сыром выглядели аппетитно. Я проигнорировал урчание желудка. Каховский сдвинул на край стола блюдце с остатками своего «перекуса» и наполовину пустую чашку с чаем. Туда же смёл рукой хлебные крошки. Юрий Фёдорович разложил на кухонном столе (будто игральные карты) восемь чёрно-белых фотографий с изображениями не лучшего качества — явно любительские снимки. Постучал по столешнице сигаретной пачкой (просыпал на скатерть крупинки табака).
— Взгляни на эти снимки, зятёк, — сказал Каховский. — Видишь на них что-нибудь знакомое?
Я склонился над столом (стул подо мной недовольно пискнул). Переводил взгляд с одного изображение на другое — разглядывал неумело запечатлённые на фотографиях интерьеры советских квартир. Смотрел на кровати, на диваны, на громоздкие шкафы на тонких ножках, на плафоны светильников и люстры. Все эти предметы выглядели во многом схожими, точно разработаны одной группой дизайнеров. И ассоциировались в моём воображении с элементами интерьера «обычных» советских квартир. Вот только… они будто бы сфотографированы в разные десятилетия: диваны явно были из интерьеров квартир начала восьмидесятых годов — кровати же выглядели пришельцами из шестидесятых.
Некоторые вещи на снимках я действительно узнал: уже видел их копии совсем недавно. Но видел именно копии — не те самые вещи, что послужили моделями для фотографий Каховского. Очень похожий диван-книжка запомнился мне с (прошлого) детства — сейчас он стоял в квартире Солнцевых (пару дней назад Вовчик испачкал его шоколадом: выронил на него изо рта конфету). Похожая люстра красовалась в Надиной гостиной (вот только все плафоны на Надиной люстре были целыми — на ней не красовалась, как на фото, «голая» лампочка). Письменный стол тоже напоминал тот, что стоял в комнате Павлика (вот только ручки на ящиках выглядели иначе). Подобные фотообои мне тоже встречались…
— Пап, а это что за квартиры? — спросила застывшая позади меня Зоя.
— Здесь четыре комнаты, — пояснил Юрий Фёдорович. — По два снимка каждой. Мы сделали их в квартирах тех школьниц — Терентьевой и Удаловой.
В ответ на мой удивлённый взгляд Каховский вскинул руки.
— Не спрашивайте, как нам это удалось, — сказал он. — Пусть это останется… тайной следствия. Мы сфотографировали комнаты девиц и спальни их родителей. Узнаёшь их, зятёк?
Я покачал головой.