— В прошлое двадцать третье сентября этого года Виктор Егорович Солнцев провёл весь день в своей квартире, — сказал я. — Он был там вместе со своим семилетним сыном Павликом. Вот только вы, Юрий Фёдорович, тогда поставили этот факт под сомнение.
«Дядя Юра» повёл плечом.
— Показания семилетнего ребёнка — ненадёжная информация, — сказал он. — Это доказанный факт. Родственники подозреваемых часто лгут, выгораживая своих близких. Я бы на месте Витькиного сына тоже стал на защиту папаши. Ты уверен, что мальчик попросту не выгораживал своего отца?
Я усмехнулся.
— Уверен, дядя Юра. Полностью уверен, что мальчик не обманывал. Потому что я весь тот день провёл вместе с Солнцевыми. Считайте, что я был с ними в качестве «бестелесного духа». Я чуть ли не поминутно могу вам рассказать, чем отец и сын Солнцевы занимались в тот день…
— Лучше бы ты в качестве «бестелесного духа» побывал тогда у Локтевых, — сказал Юрий Фёдорович. — Это здорово бы нам помогло сейчас. Потому что до твоего Солнцева следствию теперь нет дела. И не будет, если он в воскресенье не порешит Терентьеву. Не там ты шарился, зятёк, в этом своём сне. Ой, не там!
Я развёл руками.
— Так уж получилось.
Каховский сошёл с места — жестом велел мне следовать за ним. Снег не хрустел, но и не чавкал — беззвучно проминался под нашими ногами. Освещённые островки тротуара чередовались с тёмными. Запас снежинок в небе истощился. Белые пушинки падали теперь только с веток деревьев. Около моего лица клубился пар — Юрий Фёдорович выдыхал из носа струи табачного дыма. Людей по пути мы почти не встречали (горожане будто испугались похолодания — прятались в тёплых квартирах). Да и стаи бездомных собак в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году ещё не разгуливали по улицам Великозаводска. Я прятал руки в карманах. Не отставал от Каховского, который без устали высказывал мне своё недовольство.
—…И нож ты напрасно выбросил, — говорил Зоин отец. — Совсем не факт, что мы бы не нашли на орудии убийства ничего интересного. Сомневаюсь, что ничего не обнаружили и тогда. Могли попросту не зафиксировать свои находки в протоколе. Или изъять записи о них — позже. В милиции… своя, особенная кухня, зятёк.
Юрий Фёдорович покачал головой.
— Теперь-то уже всё, — сказал он. — Теперь тот нож нам не нужен. Сомневаюсь, что достоверно объясню его внезапное появление в деле. Так можно и нарваться на неприятности. Да и поезд ушёл. Дело-то… М-да. Но алиби Витьки Солнцева я проверю. На всякий случай.
Каховский щёлкнул пальцем — щелчок прозвучал, будто треск сломанной ветки.
— И к Дмитрию Григорьевичу Лещику я тоже присмотрюсь, — добавил он. — Уж очень… хорошо его кандидатура подходит на роль подозреваемого. Такое редко происходит случайно. Можешь мне поверить, зятёк. Либо, как ты говоришь, на него переводят стрелки, либо…
Юрий Фёдорович сощурил глаз.
— Картину портит только его поездка в Новосибирск. Но если допустить, что алиби Лещика липовое… Тогда вся эта история с девицами смотрится совсем иначе: может и не простой, но вполне понятной и объяснимой. А ваш учитель истории тут же превращается в главного злодея.
Каховский взглянул на меня.
— И если подтвердятся твои слова о месте убийства Терентьевой, — сказал он, — получится совсем уж неприглядная картина, в которой этот Лещик точно не выглядит законопослушным советским гражданином. В том твоём долгом сне девчонка пропала. Но если предположить, что в нём её всё же убили, причём, там же…
Юрий Фёдорович хмыкнул
— Выходит, что ваш учитель истории избавился от её тела, — сказал Каховский. — Он убил Нину, или не он — пока это дискуссионный вопрос. Но уже то, что он не вызвал милицию, когда обнаружил труп девчонки, наводит на определённые мысли. Так что к Дмитрию Григорьевичу я внимательно присмотрюсь.
Зоин отец сбавил шаг, а потом и вовсе остановился — рядом с дорожкой (вымощенной крупной квадратной плиткой), что через газон вела к Надиному дому. В квартире Ивановых горел свет: в гостиной. Мне показалось, что в прямоугольнике окна я разглядел человеческий силуэт. Вспомнил, что Надежда Сергеевна сегодня весь вечер была одна. Подумал, что она сейчас переживала в ожидании сына. Надя, наверняка, уже позвонила Солнцевым: узнала, когда я от них ушёл. А может, побеспокоила и Каховских — поговорила с Зоей. «А ведь могла бы просто позвонить мне на мобильный телефон, — подумал я. — Если бы те уже существовали». Прикинул, что в Великозаводске сотовая связь появится лет через двенадцать — не раньше.
Я спросил:
— Дядя Юра, а мне что теперь делать?
Каховский щелчком отправил недокуренную сигарету в кусты, сплюнул в сугроб.
— Уроки учи, Иванов, — ответил Зоин отец. — В дело этих девиц не лезь. И дочь мою держи от него подальше. Узнаю, что не послушался — всыплю тебе ремня. Я не шучу, зятёк. Обязательно всыплю. Кто-то же должен вправить тебе мозги. Пусть и не самым педагогичным способом.