Честное пионерское! Часть 3

В квартире Каховских нас встретил аромат выпечки, приправленный едва уловимым запахом табачного дыма (в присутствии жены Юрий Фёдорович курил исключительно на балконе). В гостиной бубнил телевизор: показывали программу «Время» (с выпуклого цветного экрана рассказывали советским гражданам о новых свершениях партии и правительства и сообщали о бедах, что обрушились на несчастных трудящихся, проживавших в капстранах). Из кухни доносились незнакомые женские голоса (звонкие, приятные и, как мне показалось, нетрезвые). А рядом со «своими» красными тапочками я увидел три пары новеньких финских зимних сапог. «Опять мамины подружки», — прокомментировала наличие в прихожей чужой обуви Зоя, поморщила нос. На пороге гостиной бесшумно появился Зоин отец (с непустым пузатым бокалом в руке).

— Доча? — сказал он.

Я отметил, что Каховский расхаживал по дому в своём обычном наряде (в трениках с лампасами, в уже не совсем белой тенниске с «адидасовским» логотипом и тапках со стоптанными задниками и потёртыми носами).

«Дядя Юра» заметил меня — притворно удивился, развёл руки (едва не расплескав содержимое бокала).

— О, как, — сказал Юрий Фёдорович.

И добавил:

— Неожиданно. Ночуешь сегодня у нас, зятёк?

— Здравствуйте, дядя Юра, — сказал я.

— Папа! — воскликнула Зоя.

Она нахмурилась, зыркнула на отца исподлобья. Девочка уже сняла куртку, но разуваться не спешила. Зоя взяла меня за руку (будто показала родителю, что я под её защитой).

— Ну а что такого? — сказал Каховский. — Когда-то и у меня была «просто школьная подруга» — твоя мама. И я к ней тоже захаживал в гости.

Он почесал затылок.

— Ну, а потом… — сказал Юрий Фёдорович. — М-да. Случится же это когда-то впервые. Вот только признаюсь честно: я не ждал, что так скоро.

Я отметил, что Каховский явно нетрезв. Зоин отец не выглядел в стельку пьяным, но был «навеселе». Я покачал головой.

— Не сегодня, дядя Юра. Обязательно случится, но не сегодня.

— Миша!

Зоя выпустила мою руку. Попятилась от меня на шаг, подпёрла кулаками бока. Мне показалось, что сейчас она выглядела в точности, как её мама (разве что моложе).

Каховский хмыкнул.

— Спасибо, зятёк, — сказал он. — Успокоил ты меня.

Он отсалютовал мне бокалом. Подмигнул дочери. Стрельнул взглядом в сторону кухни.

Вновь сосредоточил внимание на мне, спросил:

— Ну, а сейчас чего явился? Только не говори, что соскучился по мне или по Елизавете Павловне.

— С вами, дядя Юра, хочу поговорить, — сказал я. — О Терентьевой.

Каховский скривил губы.

— Новое что-то узнал? — спросил он. — Или желаешь услышать от меня новости?

Я кинул.

— Узнал.

Юрий Фёдорович заглянул в бокал, потом снова посмотрел на меня.

— Жду не дождусь, когда ты подрастёшь, зятёк, — сказа Каховский. — Когда ты станешь полноценным собутыльником. И будешь вваливаться по вечерам в мою квартиру не с пустыми руками.

Юрий Фёдорович вздохнул, поманил меня рукой.

— Проходи в большую комнату, — сказал он. — В кухню нам сегодня не пробиться — до полуночи так уж точно. Там сегодня девочки снова вызывают призраков Троцкого и Щорса… а заодно и Пиковую даму.

Каховский усмехнулся; его глаза пьяно блеснули.

— Надеюсь, что хоть нам не придётся никого вызывать, — сказал Юрий Фёдорович. — Наряд милиции, например — чтобы успокоить нетрезвых женщин.

Я обменялся с Зоиным отцом ритуальным рукопожатием.

Юрий Фёдорович посмотрел мне в глаза, покачал головой и снова хмыкнул; указал рукой вглубь гостиной.

— Падай в кресло, зятёк, — сказал Каховский. — Чувствуй себя, как дома. А я прогуляюсь на балкон. Освежусь. Да и сигаретку выкурю. Я уже заметил: во время разговоров с тобой мне всегда хочется курить. Так что лучше уж сразу надышусь дымом. Чем побегу на балкон, когда ты обрушишь мне на голову свои новости.

* * *

Пока Юрий Фёдорович прочищал на балконе мозг (свежим холодным, уже вполне зимним воздухом и табачным дымом), я расположился на диване по соседству с журнальным столиком, где стояла початая бутылка коньяка. Выглядела бутылка весьма скромно (по меркам человека, повидавшего разнообразие алкомаркетов будущего). На этикетке я обнаружил единственное слово на русском языке: «Арарат». Все остальные слова состояли из латинских букв («NAIRI, Armenian brandy»), словно напиток предназначался не для советских потребителей. Я взял бутылку в руки, отвинтил крышку; поднёс горлышко бутылки к лицу и вдохнул аромат напитка. Чем вызвал возмущение у сидевшей рядом со мной Зои.

— Миша! — громким шёпотом произнесла девочка. — Ты что делаешь?! Поставь! Папа увидит!

Она сжала моё плечо.

— Рановато тебе, зятёк, баловаться коньячком, — сказал Юрий Фёдорович.

Он шагнул с балкона в квартиру (через высокий порог), принёс с собой запах табачного дыма, впустил в гостиную холодный воздух.

— Я и не балуюсь спиртным, дядя Юра, пока, — сказал я. — Моему растущему организму такое противопоказано. Решил вот понюхать, чем именно вы травитесь.

— Разбираешься в коньяке? — спросил Каховский.

Я закупорил бутылку, вернул её на стол.

Сказал: