Честное пионерское! Часть 3

Генерал-майор за мгновение провёл рекогносцировку (пробежался взглядом по нашим лицам). Громко откашлялся, прочищая горло. Приветливо раскинул руки, поприветствовал «дорогих гостей». В сравнении с Виктором Солнцевым хозяин квартиры выглядел низким и щуплым (будто подросток). Он поздоровался с нами в своей обычной чрезмерно громкой манере (заставил Павлика вздрогнуть). Пожал Виктору Егоровичу руку, поцеловал руку Наде, похлопал по плечам нас с Павликом. Предложил чувствовать себя в его жилище, «как дома».

Из прихожей мы отправились прямиком за обеденный стол. Гладко выбритый хозяин квартиры (испускавший запах лекарств и одеколона) велел нам рассаживаться на заранее распределённые места. Надежду Сергеевну он усадил по левую руку от себя, Виктора Солнцева — справа. Мне сказал примоститься рядом с папой — Павлику выделил место около смущённой Ивановой. Сам Лукин уселся спиной к окну, дождался, пока мы скрестим на его лице взгляды. Велел Виктору Егоровичу наполнить бокалы «домашним» вином из большого пузатого кувшина.

Нам с Павликом вина не досталось — мы довольствовались компотом. Меня это обстоятельство слегка расстроило (хотел продегустировать продукцию советских виноделов), а Павлик простодушно не обратил внимания на столь вопиющую несправедливость. В ответ на тост-приветствие Лукина я небрежно отсалютовал стаканом с компотом (завистливо вздохнул, когда громко звякнули хрустальные бокалы). И тут же с аппетитом набросился на еду (себя и Надю после зарядки накормил лишь лёгким завтраком); прислушивался к разговорам «взрослых».

Беседы за обеденным столом у генерал-майора не походили на те, что вели между собой Надины друзья, когда (очень нечасто) собирались у Ивановой. Мужчины не обсуждали достоинства и недостатки автомобилей. Наде не с кем было посекретничать о любовницах и зарплатах чужих мужей. Для затравки Лукин сказал несколько хвалебных фраз обо мне. Потом перешёл на рассказы о кактусах. Которые плавно перешли на обсуждение… папиной повести-сказки «Игорь Гончаров в школе магии и волшебства», о которой я генерал-майору… не рассказывал.

Папа (подогретый бокалом вина) с воодушевлением поведал о своей работе над «книгой». Он вкратце пересказал сюжет повести (по просьбе Лукина); заострил внимание на том, что «рассказ придумал Михаил». Виктор Егорович посетовал на нехватку времени для «литературного творчества». Тут же на мгновение умолк — испуганным взглядом стрельнул в Надю (та не заметила его оговорку). Солнцев перевёл дух. И поделился с нами инсайдом о том, что завершит работу над историей об Игоре Гончарове в январе (во время зимних школьных каникул).

Фрол Прокопьевич меня удивил: он попросил (скорее, потребовал) принести ему готовую рукопись («сразу же»). Заявил польщённому Солнцеву, что обожает «интересные истории о советских детях» (это притом, что кроме научных и философских трудов я на его книжных полках видел разве что собрание сочинений Льва Толстого с новенькими нечитанными страницами — наверняка чей-то подарок). Намекнул Виктору Егоровичу, что «с удовольствием» ускорит встречу «миллионов» советских читателей с героями «новой и увлекательной» книги.

После похвал папиному литературному таланту Фрол Прокопьевич переключил внимание на Надины «золотые руки». Засыпал восторженными словами работы Ивановой: её «восхитительное» платье (которое подчёркивало «стройную фигуру юной красотки»), мою рубаху и брюки (тоже пошитые Ивановой). Сказал, что Надежде Сергеевне стоило подумать о собственном «показе мод» — пока хотя бы в «нашем» Великозаводске (но обязательно: с расчетом в будущем покорить своим «искусством» «подмостки» Ленинграда и столицы СССР).

Я удивлялся красноречию бывшего лётчика. Всё больше помалкивал — наворачивал утиное мясо и запечённую в духовке (в утином жиру) картошку. Слушал «взрослых» и думал о том, что происходило сейчас в доме Нины Терентьевой. Юрий Фёдорович не посвятил меня в свои планы. Лишь заверил, что «всё будет нормально». Он снова стребовал у меня обещание «не лезть, куда не просят». А в пятницу Зоя Каховская мне сообщила, что её отец улетел на выходные в Новосибирск. Как я понял: Каховский проверял (опять) алиби Дмитрия Григорьевича Лещика.

После второго бокала «развязался язык» у Ивановой. По просьбе Лукина Надя вспомнила истории из Мишиного детства. Она рассказывала, какой её сын «хороший мальчик». А я размышлял о том, как долго буду удерживать папу и Надежду Сергеевну в квартире генерал-майора. Я плохо представлял, в какое время нападут на школьницу. И Юрий Фёдорович не обещал «подать сигнал» о том, что «всё закончилось». Поэтому я решил, что максимально затяну время посиделок у Лукина (в идеале — до начала программы «Время»).

«Взрослые» прекрасно развлекали сами себя — болтали без умолку.

А для заскучавшего Павлика я устроил экскурсию по квартире ветерана.

* * *