Честное пионерское! Часть 4 (СИ)

Я смочил языком пересохшие от волнения губы, мазнул взглядом по полке с новыми кактусами. Почудилось, что я вновь ощутил прикосновение к ладони холодной рукояти «Вальтера». Воспоминания об эпизоде с убийством ещё не помутнели от времени. Я подробно описал всё, что видел и слышал, когда убийца дожидался свою жертву в подъезде жилого дома. Озвучил всё, что запомнил о месте преступления: какими там были стены, потолок, ступени, двери квартир. Упомянул запахи, которые там почувствовал. Сказал о сильном ветре за оком. И о том, что убийца сжимал рукоять «Вальтера» левой рукой. Рассказал о наряде преступника: о его обуви, о перчатках, о длинном плаще и о старомодной шляпе — пояснил, что рассмотрел всё это, когда взглянул на отражение в оконном стекле. Описал одежду и внешность жертвы.

Говорил о том, как мужчина с портфелем поднимался по ступеням — я разглядывал при этом колючие растения, а не лицо хозяина квартиры. Словно чувствовал некую вину перед этим щуплым пенсионером. Слышал, как Фрол Прокопьевич изредка будто сам для себя вставлял фразы во время моего рассказа. Говорил: «левша», «помню эти шляпы», «не было в том портфеле ничего важного». Отметил, что после моих слов о первом выстреле Лукин болезненно скривил губы, вновь прижал к груди ладонь. И он тут же снова кивнул — то ли подтвердил правдивость моего рассказа, то ли сообщал, что меня услышал. Я сказал генерал-майору, что убийца не притронулся к портфелю; что он не взял у своей жертвы никаких вещей. «Не ограбление», — пробормотал пенсионер. После моих слов о «контрольном выстреле» он глубоко вдохнул, прикрыл глаза.

Фрол Прокопьевич дождался окончания моего рассказа.

И лишь тогда спросил:

— Как, говоришь, Яша тебя назвал? Мишей?

— Не меня, Фрол Прокопьевич — убийцу, — сказал я. — Да, он назвал его «Миша». Спросил: «Что ты здесь делаешь?» А потом… Последним его словом было: «Зачем?»

Генерал-майор взглянул на «Вальтер». Протянул к нему руку. Но остановил её на полпути, сжал пальцы в кулак.

Посмотрел на меня.

— Мишаня, ты видел его отражение…

Лукин выдержал паузу, словно вдруг задумался… или дожидался, пока утихнет боль в груди.

—…Сможешь подробно описать лицо этого человека? — спросил он.

— Разумеется, — сказал я. — Фрол Прокопьевич, я вам могу его даже показать. Прямо сейчас.

Хозяин квартиры нахмурил брови.

— Кого? Убийцу?

— Ну, да. Того самого Мишу.

Я развернулся. Не дожидаясь ответа, подошёл к висевшим на стене рамкам. Отыскал нужную (уже неплохо ориентировался в этой «фотовыставке»). И указал на фотографию, с которой смотрели два улыбчивых молодых лейтенанта. Я ткнул пальцем в грудь человека, стоявшего на фото рядом с Яковом Лукиным.

— Фрол Прокопьевич, именно это лицо я видел в отражении. Это был он. Я хорошо его рассмотрел — и узнал.

Пенсионер подошёл ко мне. Взглянул на прятавшееся под стеклом лицо мужчины. Удивлённо вскину брови.

— Миша Галустян? — произнёс он.

Он снял рамку со стены, поднёс её к своему лицу (будто силился рассмотреть на фотографии то, чего не замечал раньше).

Пробормотал:

— Не может быть… Зачем?

Я пожал плечами.

— На этот вопрос он вашему сыну не ответил. Лишь попросил у него прощения.

Фрол Прокопьевич смотрел на фотографию. Мне показалось, что смотрел он не на Галустяна, а на своего сына. Понял, что не ошибся, когда пенсионер вновь заговорил.

— Яша бы его простил… — сказал он.

Генерал-майор покачал головой.

И добавил:

— Но я не прощу.

Лукин разглядывал чёрно-бело изображение своего сына. Не шевелился, не перемещал даже взгляд (его глаза будто превратились в стекляшки). Я тоже молчал (дожидался дальнейших расспросов). Переминался с ноги на ногу. Посматривал то на хозяина квартиры (на выпиравшие из-под рубашки пенсионера костлявые плечи и лопатки). То поворачивал лицо к цветному экрану телевизора (где люди раскрывали рты, но не издавали ни звука). Тишину нарушали лишь едва различимые звуки улицы, да монотонное тиканье настенных часов — до того, как Фрол Прокопьевич снова шумно вздохнул. Он опустил руки, развернулся (скользнул по мне невидящим взглядом). Прошёлся к столу, шаркая по полу подошвами тапок. Не бросил — аккуратно положил рамку с фотографией рядом с лежавшим на тёмной ткани «Вальтером».

Обернулся.

— А не попить ли нам чайку, Мишаня? — спросил он. — Не желаешь отведать рыбный пирог, что принесла нам моя невестка? Вкусный! Я его уже попробовал. Пальчики оближешь!

— Не откажусь, Фрол Прокопьевич, — сказал я. — С удовольствием составлю вам компанию.

* * *