Честное слово вора

Выйдя из микроавтобуса, Ворон обошел его, расстегнул штаны и стал делать свое дело, наблюдая при этом через обзорное зеркальце за смотрящим. Тот достал бутылку и сидел, лениво потягивая вискарь. Потом вытащил сигарету и закурил. Ворон закончил мочиться, застегнул штаны, внимательно посмотрел на заднее колесо машины и громко позвал:

– Пахан, не в падлу: возьми под сиденьем домкрат, колесо надо поменять.

– Сейчас, – отозвался смотрящий. – Под каким сиденьем-то?

– Под водительским, – ответил Ворон, открывая багажник микроавтобуса и вытаскивая запаску.

Подошедший с домкратом Батя отдал его Ворону и присел на корточки около колеса.

– А что тут менять-то? – непонятливо спросил он.

В этот момент на голову смотрящего обрушился сильный удар тяжелым домкратом, и Батя отключился.

Первое, что увидел Батя, придя в себя, – донельзя довольную рожу Ворона, маячившую в нескольких сантиметрах над его лицом.

– Что, очухался, пахан? – Последнее слово прозвучало особенно язвительно, а губы Ворона в этот момент искривила злорадная усмешка.

Несмотря на жуткую боль в затылке, Батя попытался привстать, но не смог. Руки и ноги его были крепко связаны.

– Не дергайся, Батя, не дергайся, без толку. Веревка хорошая, а связывать ты меня сам учил и про все хитрости свои рассказывал, так что теперь можешь не рыпаться, я все хорошо запомнил.

Глаза смотрящего яростно сверкнули, но вслух он ничего не сказал. Он был до глубины души поражен предательством, но выказывать такие вещи было не в его правилах. Сейчас в его голове лихорадочно проносились варианты объяснений такого поведения Ворона.

И через несколько секунд смотрящий догадался.

– Значит… Значит, мои «отгоны» ты скрысил, а прикуп на Колю Колыму сбил?

– Ну я, – с той же наглой и злорадной усмешкой ответил Ворон. – А стрелки по-любому на тебя переведены. И спортсменов с ингушами я стравил.

– Эх, и сука же ты. Ну и сука… – Голос Бати звучал даже не столько рассерженно, сколько удивленно. – На фиг это тебе понадобилось? Что, жилось тебе плохо?

– А мне надоело в твоих «шестерках» бегать. – Ворон медленным движением вытащил откуда-то из-под пальто пику. – Я тоже хочу быть «в шоколаде».

– Да что ты один можешь!

– А с чего ты взял, что я один? – делано удивился Ворон. – У меня найдутся союзники, не тебе чета. А тебя я кончу сейчас, пахан.

– Ну, пиши! – Взгляд смотрящего был тверд.

Ворон так же медленно, как доставал пику, занес ее над горлом связанного пахана, но когда холодная сталь уже коснулась его кожи, вдруг убрал руку.

– Не-ет, пахан… – протянул он. – Ты не заслужил смерти от пики. Это для тебя слишком просто. Помнишь, как ты вперед меня Егора продвигал, хотя он меньше, чем я, делал? А как долю мою в общак забрал, помнишь? А когда мы с Косильщиком поспорили, ты в его пользу решил. Это тоже помнишь? – Голос Ворона становился все громче и громче, он уже почти кричал.

Смотрящий ответил спокойно:

– Егор был пацан правильный и ни перед кем спины не гнул, даже передо мной. За это я его и продвигал, а сейчас понимаю, что правильно делал. Долю тогда я не только твою в общак забрал, а и свою отдал и других пацанов. А с Косильщиком за тобой косяк был, я тебя еще пожалел тогда, а не надо было.

Ворон злобно оскалился:

– Всегда-то ты прав, пахан. Но на этот раз последнее слово за мной будет. Я тебя прямо тут и оставлю. Или замерзнешь, или волки сожрут. Дорога заброшена, до ближайшего поселка сто пятьдесят километров. Не доползешь связанный-то. – Он резко засмеялся кашляющим смехом.

– Сука, – ровным голосом выговорил смотрящий, глядя в глаза своему бывшему приближенному.

В этом единственном слове было так много презрения, что Ворон дернулся, словно от удара, а потом вскочил и стал яростно пинать ногами лежащего перед ним старика. Он рычал от ярости, брызгал слюной и что-то неразборчиво орал. Из-за затмевавшего ему глаза бешенства он чаще промахивался, чем попадал, но уже после третьего удара лицо смотрящего залила кровь, а еще после двух или трех что-то хрустнуло в боку.

Этот припадок продолжался меньше минуты, а потом силы у Ворона неожиданно закончились, и он остановился, тяжело, хрипло дыша. Несколько секунд он простоял так, глаза его постепенно принимали осмысленное выражение. Потом он встряхнул головой, снова присел на корточки и стал стаскивать со смотрящего относительно теплый лагерный клифт. Сняв, он забросил клифт в машину, еще раз сильно пнул по лицу оставшегося в легоньком лепене старика и прошипел:

– Ну все, пахан, счастливо оставаться…

Он подошел к машине, сел за руль и дал газу. Отъезжая, он с кривой усмешкой смотрел в зеркальце заднего вида, в котором было видно, как на обочине, среди камней, корчится окровавленный старик.

Глава 32