Этьен сидел за большим письменным столом и с упоением мастерил новые серьги для своей лиловой ведьмочки. Своей… Нет, с этим он, конечно, поторопился, ведь Майла, получив выбор и свободу, не вернулась домой. Но сердце не желало допускать сомнений. Эта девочка была его. Ну… или будет! Серебристый металл, словно глина, послушно выгибался в руках серого мага, складываясь в дивный узор ювелирного украшения. Купленные для него изумруды лежали рядом в шкатулке, дожидаясь своей очереди. Зеленые, загадочные… как глаза юной ведьмочки. Там же покоились и две тончайшие проволочки, похожие на темные волосинки, их он надеялся незаметно вплести в прическу Джимджеммайлы при новой встрече, чтобы иметь возможность разыскать ее в случае надобности. Серьги тоже были с секретом, но о нем оружейник собирался честно рассказать возлюбленной, не скрывая многофункциональность своего подарка.
На диване мирно посапывали Сталь с Хромом, в детской, выпросив у папы целых три сказки про нерадивых рыцарей и мудрых драконов, получивших в награду вкусных принцесс, давно спали близняшки, по дому, шаркая домашними тапочками, все еще бродила экономка дьера Валия, а за приоткрытым окном моросил мелкий осенний дождь. Тепло от камина и мягкий свет круглых стеклянных ламп создавали уютную обстановку, в которой хорошо работалось. Особенно под вдохновением, причиной которого были воспоминания о ночных поцелуях… сладко-горьких, нежно-страстных и, главное, взаимных. Стоило смежить веки, и перед внутренним взором дьера оружейника возникало лицо его ведьмочки. С лихорадочно блестящими глазами-изумрудами, с припухшими от горячих ласк губами и с пробивающимся сквозь иллюзорную бледность румянцем.
Этьен моргнул, тряхнул головой, прогоняя наваждение, и снова принялся за работу. Но не успел выплести очередной завиток сложного узора, как в комнату влетела оса и под изумленным взглядом хозяина направилась к столу. Двигаясь по странной траектории, она угодила в чернильницу, затем кое-как вылезла, шмякнулась на лист с эскизом сережки и с виртуозностью контуженного бойца куда-то медленно поползла. Пару раз свернула, столько же – упала, потом поднялась вверх из последних сил и с мученическим «ж-ж-жу» рухнула на спину, раскинув испачканные синим крылья и задрав тонкие лапки.
– Э-э-э, Олли? – осторожно спросил Аттамс, тронув кончиком пальца брюшко неподвижного насекомого.
Оса не шевельнулась. Мужчина нахмурился, чуть отстранился, желая рассмотреть результат ее хождений по листу. И едва опознал три кривые буквы «Я ПБ», финальной точкой которых стал труп полосатой вестницы.
Этьен резко вскочил, уронив массивный стул и грохотом разбудив обоих котов. Пока те таращили свои круглые глаза, их хозяин уже вылетел из комнаты, на ходу схватил с вешалки серый плащ и покинул дом.
– Ну, Олличка, ну еще ложечку! – сюсюкала ведьма, сидя на поскрипывающем стуле возле дивана в своей комнатушке.
– Не могу пока больше, – устало ответила лежащая на подушке голова сыщицы.
Эта незначительная по площади часть ее прежнего тела цвет имела уже вполне человеческий, но ниже обрубка шеи была лишь целомудренно прикрытая простыней пустота. Впрочем, оборотня из клана рыжих ос это нисколько не смущало. Конечно,
– А может, тортик? – чуть не плача, спросила она сыщицу.
– Тортик? – раздался со стороны окна знакомый мужской голос. – Где?
Джемма повернулась, неловко взмахнув ложкой, зажатой в руке, и, глядя на окутанный белым мерцанием витраж, сквозь который в комнату спрыгнул жнец, воскликнула:
– Элрой, это ты?!
– Кхм, – немного озадаченно произнес блондин. – А могли быть варианты?
– Не могли, а были! – заявила рыжеволосая голова, с жадным любопытством уставившись на ночного гостя. – Так вот, значит, кто ест мое варенье… – задумчиво протянула она, придирчиво рассматривая долговязого посланника Саймы в полном служебном облачении. – Ну да, такую каланчу прокормить сложно.
Эл перевел удивленный взгляд с обитательницы подушки на ведьму. Потом задумчиво почесал подбородок и не менее задумчиво спросил:
– Джемма, сладкая моя, а это… что?
– Не что, а кто! – возмутилась оса.
– Надо же, оно еще и разговаривает! – в свою очередь умилился жнец, откровенно издеваясь над пострадавшей.