Честность

появилось у Ильи в блокноте, пока самолет взлетал. Владимир, глядя в иллюминатор, вспоминал, как еще маленьким, поехав с дядей Томасом на его лосиную ферму, бегал по этим вот неприметным, столь похожим одно на другое полям Финляндии, даже и не полям, а проселочным дорогам, с двух сторон окруженным длинными побелевшими от инея травами. Однажды, в одну из таких пробежек по полям, у Владимира было видение. А дело происходило вот как: стоял октябрь, воскресное утро, и городок, находящийся недалеко от столицы, всецело цвел золотом. Казалось, город-кладоискатель Юкона, мгновенно попавший в рай и всесторонне теперь окруженный золотом. Позавтракав и покормив лосей, Владимир с ехидной улыбочкой попрощался с дядюшкой и побежал гулять. Гулял он долго, излазил почти весь город, и когда в пятый раз проходил мимо лавочника, который успел уже позавтракать, пообедать и поспать, тот даже как-то странно на него посмотрел. Проходя мимо автобусной станции, Владимир тогда подумал: «А что, если…». Присел на лавочку, на нем были этакие матерые затертые кеды, бордовый домашний кафтан, плавно переходящий в серые джинсы, поразмыслил, лишь однажды побренчав мелочью в кармане, заработанной им у дядюшки, и решился. Пошел в здание автобусной станции, подождал, когда рассосется очередь, и так, ненароком, по детски, взял билет на автобус до Хельсинки. Часы били часа три, и за четыре часа Владимир планировал успеть вернуться домой, на том и порешил. «А Хельсинки-думал Владимир-чересчур славный город, чтобы опасаться таких незначительных рисков. И вот, сидя в кабине автобуса, как сейчас-самолета, когда вспоминал, что видел эти поля, Владимир был немного счастлив. Что же до видения? Но сначала красота старого города! По приезде в город он, конечно сразу попал в легкую панику-автобус задержался, и теперь вместо трех часов у него на все про все оставалось около часа с половиной, учитывая дорогу обратно. Владимир же, человек практичный, в то же время охотник до приключений, рассчитал все исключительно. Потом, повзрослев, он всегда любил вспоминать вот такие вот веселые, необычные, иногда курьезные, но большей частью просто интересные истории своего детства, происходящие с ним во время вот таких вот вылазок. И сегодня он тоже все рассчитал, так, что эта история попала лишь в раздел интересных. А не в раздел, к примеру, правда, таковых пока не было, которые бы стали для него в каком-то роде последними. Чтобы не уехать без главного-без впечатлений, денег на обратный билет он специально не брал, так, оставил их под одним кустиком. И вот, у Владимира оказался час на все про все, чтобы где-то раздобыть эти деньги. Он дал себе пятнадцать минут на план, сорок пять-на действие, и еще час на опоздание и два на оплеухи от дядюшки, но для начала все же пятнадцать минут на план. Он пошел, решив прогуляться до набережной. Владимир передвигался все больше по узким улочкам, петляя вдоль линий троллейбусных рельсов. Простите, конечно, трамвайных рельсов! Между прочим, никогда не замечаем, как путаем трамвай с троллейбусом. Или вы и не путаете?! Ну не знаю. Я вот путаю, и почти всегда. Вот сейчас, например, перепутать трамвай с троллейбусом-в этом есть для меня что-то до боли романтическое. Однажды я больше года ездил в Подольске на троллейбусе, и все это время называл его трамваем. Тогда Подольск для меня становился сразу чем-то большим, чем просто городом. Зимой, когда с неба падали первые, как будто приправленные гвоздикой снежинки, такой Подольск напоминал мне рождество, а ближе к лету, особенно вечером, когда солнце малиновым желтком растекалось по городу-Советский Союз, именно тот эпизод, тот парк из «Мастера и Маргариты», о котором говорится в самом начале и в самом конце книги. Владимир, хоть был и практик, но его окутывали, обуревали те же мысли. На счет трамваев, я имею ввиду, насчет трамваев. «Хочется, кстати, скушать каравай, и такой, знаете, желательно свежеиспеченный и пахнущий собою»,-думал Владимир проходя финский кафедральный собор. На набережной посмотрел на корабли, на плескающуюся в глубине мутноватую воду, и прямой наводкой пошел на рынок. Он все уже решил, и решение пришло к нему незаметно, на пересечении одной из улиц пешеходным бульваром. Решение заключалось в следующем и было довольно просто: пойти и помочь на рынке продавцу сладостей ли, пряностей ли, молока или мяса, кому угодно, а после получить деньги на билет. Что ж, немного нагло, зато со вкусом. Да и что еще оставалось делать маленькому Владимиру в аховой ситуации? Но дело надо было делать быстро, а потому с порога подошел к одному покупателю и начал тормошить его мозги, судорожно прося дяденьку купить ему во-он ту шоколадку. Маленькому Владимиру почти сразу же повезло, и дяденька согласился, купил-таки ему шоколадку, а себе, уж заодно, горячий шоколад. Владимир чуть подождал, рассыпавшись перед ним в тысячи благодарностей, как хрустальный шарик, а после подошел к продавцу и вернул нетронутую еще шоколадку, попросив на обратный билет. Владимир проделал такой номер еще пять или шесть раз в других лавочках, так, что под конец его уже начали признавать и отгонять сразу же, но все-таки почти накопил билет (оставалось совсем чуть-чуть), и в конце-концов снова пришел к первой лавочке. Но продавец там был уже не один, и придя, Владимир как бы про себя отметил: « Вот же черт, опаздываю», на что гость шоколадной ему ярко возразил: «Ну, этот зря, малый, все что не делается, то к лучшему». Как оказалось, то, что после за Владимиром минут пятнадцать бегали с веником по всему рынку, было тоже к лучшему, по крайней мере Владимир понял это именно так… Но в итоге помирились, и даже дали недостающую монетку на билет, за то, что Владимир встал на их стульчик и спел финскую народную песенку. В итоге же вообще вышло, что лавочником был сам Владимир, только уже тот, взрослый, из будущего, а его милым гостем с веником-Отти. И вот они, после, все вместе взявшись за руки, поднялись таки одновременно на борт и автобуса, и самолета, и даже ракеты, если бы в этом была надобность, покинув вечерний, искрящийся на морозе Хельсинки. Когда шли, то есть, уже летели, Кристиан вдруг сказал: «И все же жаль, что Илья и Хельга расстались.» На что Отти ему отвечал: «Ну, это ты загнул, брат, все, что не делается, то к лучшему». Где-то во сне ворочался Владимир. Вскоре ремни безопасности можно стало расстегнуть, и друзья начали наслаждаться полётом, заоблачными наблюдениями на приятной высоте и чуть булькающими, как газики в лимонаде, разговорами. На бортовых часах показывало без двадцати двенадцать.