Честные истории

Нет, наврать, что Энгельсина подговаривает меня против правительства — не годится… Мама не поверит. Ведь Энгельсина наоборот, обожает всё наше, советско-союзное, громко слушает по радио песни про партию и подпевает, а если я плохо ем, рассказывает мне про каких-то голодных африканских детей…

А как-то раз строго выговаривала маме за то, что у меня есть заграничная джинсовая юбка…

И вообще, не надо, чтобы мама Энгельсину увольняла. Надо, чтобы Энгельсина сама от меня отказалась.

Но как?!

Давным-давно, ещё в детском саду, у меня были друзья, двойняшки Паша и Егор. Потом их мама, тётя Рая, увезла их в Америку навсегда-навсегда. Оттуда они присылали мне красивые открытки, и с каждым разом всё хуже и хуже писали русскими буквами.

Я решила написать двойняшкам настоящее длинное письмо. Почему-то мне казалось, что Энгельсине это очень не понравится.

— Здравствуйте, тётя Рая, Паша и Егор! — громко говорила я, выводя крупные буквы на клетчатом листке из тетрадки по математике. — Как вы поживаете? Мы живём хорошо. Только у нас совсем нет жвачки и джинсов. Пришлите, пожалуйста, побольше. А если не можете прислать, то мы сами к вам приедем и купим. Очень хочется посмотреть, как там, в Америке…

Сначала Энгельсина просто поджала губы. Потом стала стыдить меня, что я попрошайничаю жвачку и джинсы, пишу письма предателям родины, в ужасную страну, полную капиталистов и врагов. Потом принялась потирать руки и говорить, что вот сейчас придёт моя мама, и тут уж я узнаю, почём фунт лиха.

— Полюбуйтесь-ка, Аллочка, что она тут творит! — едва мама вошла в квартиру, подплыла к ней Энгельсина. — Это ж надо!

Она сложила руки на животе и стала ждать, что мама сейчас разорвёт меня на куски.

Мама взглянула на письмо и сказала:

— Напиши ещё, чтобы передали привет дяде Игорю и Наташе, а то они что-то давно не пишут, я даже волнуюсь… И Соне с Полей и Ниночкой. Да, и Абраму Семёновичу с Марьей Петровной, как они там, интересно?…

Энгельсина быстро и глубоко вздохнула. Или это она просто громко ахнула?

— Что-то многовато у вас друзей в этой Америке, Аллочка, — заметила она.

— Да, Энгельсиночка, — просто согласилась мама. — Почти все уехали. Просто чаю не с кем попить…

На следующий день Энгельсина позвонила и сказала, что у неё высокое давление.

Надеюсь, что потом оно у неё прошло, но больше она не приходила.

Даже не понадобилось ничего в ботинок или карман подкладывать — ни мокрого, ни противного, ни неприличного.

Испарилась Энгельсина от одного простого листочка в клеточку!

Это потому что раньше люди жили совсем не так, как сейчас, и очень редко ездили по белу свету. Это всё от этого, точно.

Сейчас-то по-другому. Живи и работай, где хочешь, и никто не скажет, что ты предатель родины.

Главное, письма домой пиши…

Но рассказ не про это, а вот про что:

Дружочек!!! Если к тебе тоже приставили какую-нибудь злую и глупую тётю, не грусти. Поговори с родителями. Объясни им, что именно в ней плохого и противного, почему она тебе не подходит. А если это не поможет — просто тихо и спокойно сам сделай так, чтобы она больше к вам никогда не приходила.

Про маньяка

Классе в четвёртом или в пятом мы с моей подругой Верой Ильинской обожали ездить в магазин «Петровский пассаж», за тетрадками, ручками и другими школьными принадлежностями.

Верка жила на улице Чехова, во дворах, а я — на Каретном. Мы встречались на углу Чехова и Садовой, садились в троллейбус номер двадцать три и в скрипучем медленном «тролике» ехали до Пушкинской площади, налево, по Страстному и по Петровке вниз, до Столешникова переулка, а там только дорогу перейти — и Петровский пассаж с отличным канцелярским отделом.

И вот однажды мы с Веркой накупили в Пассаже новых тетрадок, ручек, точилок, ластиков, всего такого новенького, школьно-письменного, вкусно пахнущего, чистого и красивого. А на улице — весна, люди весёлые и нарядные, вечер светлый, и настроение просто замечательное… Мы с Веркой купили наше любимое фруктовое мороженое, розовое, по семь копеек, плюхнулись на сиденья в троллейбусе и отправились в обратный путь.

Ехать в троллейбусе у окошка, тёплым весенним вечером, есть фруктовое мороженое за семь копеек, с подругой Веркой, с полным пакетом новых тетрадок и других школьных штучек…

Что может быть лучше? Да ничего, ясно же…

На следующей остановке в троллейбус вошёл ужасно противный дядька. Я сразу так и подумала — какой противный дядька. Даже не знаю, что в нём было такого противного. Вроде, обычный дядька. Только очень противный.

Дядька посмотрел на нас с Веркой и сказал задумчиво, словно самому себе:

— Хорошо жить стали… Дети — цветы жизни… Сидят в общественном транспорте с мороженым, а оно, между прочим, тает, капает, портит одежду пассажирам… Сидят, место старшим не уступают… Уж больно хорошо жить стали. А воспитания, культурки так и не набрались…