Честный Эйб

— Покажи паренька, Эйб! — кричали переселенцы.

И тут Тэд впервые в жизни оказался перед лицом народа. Папа подхватил его на руки. С высоты папиного роста было видно бушующее море широкополых шляп и клетчатых рубашек.

Тэд махнул рукой, и в ответ послышалось громогласное «ура».

— Это лично тебе, Тэд, — сказал папа. — Поблагодари этих людей. Они тебя любят.

Тэд звонко и отчётливо выговорил «спа-сибо» и заслужил ещё одно «ура»… Поезд тронулся.

Папа вернулся в вагон, поставил Тэда на пол, сунул руку в карман и вытащил оттуда синие тёплые чулки домашней вязки.

— Знаешь, Мэри, — сказал он, — они как раз по мерке…

— Помилуй боже, откуда ты их взял?

— Мне их подарила старая фермерша. Пожалуй, пригодятся. Как ты думаешь?

Мама презрительно отвернулась. Папа воспользовался этим, подмигнул Тэду и сунул чулки в чемодан.

Чем ближе к Вашингтону, тем меньше людей становилось на станциях. Рабовладельческий штат Мэриленд не откололся от Союза, но «лесоруб из Иллинойса» здесь был не в почёте. Разукрашенный флагами поезд провожали хмурыми взглядами.

Начальник охраны Пинкертон сообщил, что существует заговор: папу собираются убить в Балтиморе.

— Это относится к вашим обязанностям, Пинкертон, — равнодушно отозвался папа.

Вилли и Тэд ничего не знали о заговоре. Даже мама ничего не знала. Они очень удивились, когда папа сказал, что поедет в Вашингтон сам и будет ждать семью в столице.

Линкольн проехал через Балтимор ночью в обыкновенном поезде, под охраной богатыря-полицейского, вооружённого револьвером. В вагоне были задёрнуты занавески. На вокзале в Балтиморе поезд стоял больше часа. В вагоне все спали, и только гудки паровозов нарушали тишину.

Пинкертон вышел на пустую платформу. К нему подошёл дежурный по станции.

— Всё в порядке, — сказал он тихо, — даю сигнал к отправлению.

В шесть часов утра новый президент прибыл в Вашингтон.

А Вилли и Тэд ехали в специальном поезде, и мама сказала, чтоб они не смели подходить к окнам. На вокзале в Балтиморе остановка заняла всего несколько минут. Вся платформа была наводнена полицией. Где-то кричали: «Да здравствуют Конфедеративные Штаты!», «Смерть лесорубу!» При выезде из Балтимора в поезд полетели камни.

— Это очень хорошо, — мрачно сказал Вилли, — то есть очень хорошо, что папы здесь нет… Пахнет Югом!

Впервые за последние месяцы Тэд почувствовал, что папа окружён врагами и что путь в Вашингтон — это путь на войну.

— Вилли! — сказал он. — И вовсе нет ничего хорошего в том, чтобы быть сыновьями президента.

— Да, — отвечал рассудительный Вилли. — Но нас избрали! Ты боишься?

— Нет, — решительно отозвался Тэд, — я никогда никого не боялся.

Это было не совсем верно. Тэд боялся мамы.

Серым утром 4 марта 1861 года Тэд стоял у окна гостиницы и смотрел на штыки пехоты, которая размещалась вдоль улиц Вашингтона. Людей на улицах было мало, флагов ещё меньше.

Тэд уже начинал догадываться о заговоре. Он случайно слышал, что на всех крышах размещены стрелки-снайперы, которые следят за окнами и балконами на пути следования папы в Капитолий.

Ночью коменданту города донесли, что заговорщики собираются подложить бомбу под помост, на котором Линкольн должен был произнести речь.

Бомбы не нашли, но помост окружили целым батальоном солдат.

— Тэд, не стой у окна! — крикнула мама.

Всё это получалось вовсе не так, как думал Тэд. Он думал, что при въезде в столицу солнце будет сиять на ясном, южном небе. Ликующие жители столицы будут бросать цветы в коляску, в которой они с Вилли и мамой будут ехать на церемонию. На всём пути будут играть оркестры. Генералы в парадных формах будут подходить к семье президента и пожимать руки Вилли и Тэду. Можно будет написать на родину, мальчикам из Спрингфилда, что встреча была замечательная. Тэд уже заранее представлял себе, как лопнут от зависти те, кто думал, что папу не выберут.

Но всё получалось не так. Семью Линкольнов отвезли в Капитолий по боковой улице. Они видели церемонию из окна: видели, как закапал дождик и зрители начали раскрывать зонтики; как папа подъехал в коляске с бывшим президентом Бьюкененом и поднялся на помост; как папа не знал, куда ему девать цилиндр, и наконец сунул его своему бывшему противнику Дугласу; как папа медленно читал речь, в которой он уверял, что не хочет войны, не хочет «разрывать узы старинной привязанности…».

Зрители ничем не показывали своего волнения. Зонтики неподвижно висели над толпой. Председатель верховного суда, дряхлый старик Тэ́ни, заклятый враг негров и друг рабовладельцев, поднёс папе большую библию, переплетённую в алый бархат. Папа положил на неё руку и произнёс присягу на верность конституции.

Ударили пушки. Салют потряс угрюмый, притаившийся город. Ни одного крика «ура», ни приветствий. Только скрип новых сапог марширующей пехоты.

— Мама, — сказал Вилли, — наконец мы в столице. Ты довольна?

Мама ничего не ответила и приложила платок к глазам. Тэд отошёл от окна на цыпочках, словно боялся помешать папе довести церемонию до конца. Вилли дёргал шнурок от оконной портьеры. Лицо у него было надутое.