— Да бог с ним, с соком! — воскликнула Анна. — Я воды хочу, простой воды! — И она так резко отвернула кран, что струя брызнула на пол.
— Не лучше ли ставить на ночь у кровати поднос с питьем?
— Нет, — отрезала Анна. — Не лучше.
— Но тогда вам не придется ходить на кухню.
— Фрёкен Клинг, я вам, наверно, рассказывала, что папа не велел носить газеты домой, он ходил за ними сам. Каждый день забирал свою газету в лавке и первый ее прочитывал… Выбросьте тряпку в мусорное ведро. — Анна села на стул и повторила: — Выбросьте. Вы же выбрасываете ненужные вещи.
— Фрёкен Эмелин, мы вам мешаем?
— Ничуть. Вас и не слышно. Шныряете как мыши.
Катри, по-прежнему стоя возле мойки, вытащила было сигареты, но спохватилась и сунула пачку обратно в карман.
— Да курите вы, ради бога, — сердито буркнула Анна, — не стесняйтесь. Папа тоже курил. Сигары.
Катри закурила, потом сказала довольно-таки нерешительно и медленно:
— Фрёкен Эмелин, может, попробуем глянуть на все это вот так: между нами заключен договор на сугубо деловой основе. Мы с Матсом на этом сильно выиграли, но если вдуматься, то и вы не остались внакладе. Речь, таким образом, идет о своего рода меновой сделке, о взаимовыгодном натуральном обмене. Определенные услуги уравновешиваются определенными преимуществами. Я знаю, тут есть и свои минусы, но они понемногу сойдут на нет. Нам нужно приноровиться, привыкнуть, как привыкают к добровольно подписанному контракту. Разве нельзя посчитать это контрактом, которым предусмотрены и обязанности, и права?
— Взаимовыгодный натуральный обмен, — с преувеличенным удивлением повторила Анна и подняла глаза к потолку.
А Катри серьезно продолжала:
— Контракт, вообще говоря, штука куда более знаменательная, чем принято думать. Он ведь не то чтобы сковывает, я заметила, что по контракту даже легче жить. Он избавляет от нерешительности, от смятения, и выбор больше делать незачем. Вот люди и заключают уговор: давай, мол, поделимся, и каждый возьмет свою долю ответственности; стало быть, они берут — по крайней мере должны брать — продуманные обязательства, в которых хотя бы пытаются соблюсти справедливость.
— Что ж, пожалуй, — заметила Анна. — Вы пытаетесь соблюсти справедливость. — Устав сидеть прямо, она положила локти на стол и ощутила, что сон уже совсем близко.
— Справедливость… — отозвалась Катри. — Человек никогда не знает точно, удалось ли ему поступить справедливо и честно или нет. Но все-таки старается по возможности…
— Ну, теперь пошли нравоучения, — перебила Анна, вставая. — Все-то вы знаете. Фрёкен Клинг, голубушка, а такое вам известно? Как ни вертись собака, а хвост позади.
Катри рассмеялась.
— Так мама говаривала, — пояснила Анна, — когда уставала иной раз от бесплодных рассуждений. А сейчас не грех, пожалуй, и прилечь. — В дверях она обернулась. — Фрёкен Клинг, ответьте мне на один вопрос: неужели вы никогда не волнуетесь и не говорите опрометчивых слов?
— Почему? Волнуюсь, конечно, — сказала Катри. — Только опрометчивых слов, по-моему, не говорю.
Анна Эмелин привыкла к незримым жильцам своего дома. Всю жизнь она приучала себя то к одному, то к другому, до тех пор пока и одно и другое не утрачивало ореол опасности, и теперь поступила так же. Очень скоро она уже не слышала, что у нее над головой кто-то ходит, как не замечала ветра, дождя или тиканья часов в гостиной. Единственное, к чему Анна привыкнуть не сумела, был пес, его она так и обходила стороной. Идя мимо, она шепотом разговаривала с неподвижным зверем, высказывала свое мнение о какой-нибудь вещи, мнение безапелляционное, не допускающее возражений. Анна дала псу имя — ведь безымянное склонно расти — и, дав зверю имя Тедди, отняла у него всю грозность. Анна отлично знала, что пес у Катри дрессированный, что портить его не надо, и еду она украдкой подбрасывала ему вовсе не по дружбе.
— Ешь, — шептала она. — Тедди, миленький, давай ешь быстрее, пока ее нет.
Но порой, шагая под сторожким желтым взглядом, могла и прошипеть:
— Цыц, паршивая зверюга! Сиди на подстилке!
14
— Сильвия? — воскликнула Анна. — Это ты? Я сто раз пыталась до тебя дозвониться, но ты вечно в бегах. Я что, помешала? У тебя гости?
— Всего лишь мои дамы, — сказала Сильвия. — Сегодня среда, вот в чем дело.
— Какая среда?
— Культурный салон, — с расстановкой произнесла Сильвия.
— Ах да, да… Конечно… Может, попозже позвонить?
— Звони когда угодно, я всегда рада тебя слышать.
— Сильвия, ты не можешь приехать сюда? Я вполне серьезно: ты не можешь приехать сюда, ко мне?
— Разумеется, могу, — сказал голос Сильвии, — только все никак не получается… но когда-нибудь мы обязательно должны повидаться, потолковать о добрых старых временах. В общем, надо прикинуть. Мы еще созвонимся, да?