— Ты хочешь сказать, что случившееся тебя не заботит? Таллис немного помолчал.
— Не надо накручивать, Морган! Ты снова здесь, и это главное. Разве не так?
— Я тебя просто не понимаю, — сказала Морган и тут же подумала: я веду себя подло, да еще и вульгарно. Конечно, я все понимаю. Он говорит на удивление здраво, и все действительно может вдруг, разом, встать на место. Но я не допущу этого. Буду, если надо, притворяться, даже разыгрывать спектакль, но сберегу себя. Я должна сделать это. Следовало бы не скрывать свои чувства. Мне так плохо, что я легко могла бы расплакаться. Но я не заплачу, и, бог мой, какая я все-таки дрянь.
— Прошу тебя… давай не будем спорить, — сказал Таллис. — Споры бессмысленны. Спорить не о чем.
— Но я не могу просто взять и вернуться, — сказала Морган. — Для меня это абсурд.
— Ты имеешь в виду, что это должно быть подготовлено?
— Нет, нет…
— Я понимаю, что дом сейчас выглядит мерзко. Но мы очень быстро приведем все в порядок. Теперь, когда ты вернулась, мне этого хочется. Все будет выглядеть по-другому.
Морган представила себя моющей пол в этой кухне. А впрочем, почему бы и нет?
— Что за чушь ты городишь! — выкрикнула она и, повернувшись, увидела, как дрожит его крошечный ротик. Все, нужно уходить, достаточно, довольно, промелькнуло в голове.
— Морган, подумай
— Я думаю. Попытка возвращения бессмысленна. Я снова убегу. Все это кончится слезами.
— Но мы уже в слезах. — Голос звучал достаточно твердо.
— Ты — да, возможно, но я — нет. — Раздражение захлестнуло ее и придало сил. — Я два года жила прекрасной насыщенной жизнью. По-настоящему
— Ты, несомненно, любила меня. И любишь. А я…
— Прекрати это. Дай мне, пожалуйста, сумку для этих тетрадей. Хотя и крепкий бумажный мешок подойдет.
— Морган, я тебя умоляю…
— И еще одно, — перебила она стремительно. — Я сняла деньги со счета. Все. — Он взглянул ей в лицо, и она отвернулась. — Взяла деньги: не только мои, но и твои. Ты что, не заметил этого?
— Нет, заметил.
— Я отдам тебе сейчас часть из них. Ты возьмешь? Собственно, почему нет, это ведь твои деньги.
Она принялась рыться в сумочке, достала чековую книжку, поколебавшись, выписала чек на сто фунтов и размашисто подписалась.
— Вот сотня фунтов, остальное я верну позже, — сказала она, выкладывая чек на стол.
— Спасибо. — Таллис взял чек и, не сложив, сунул его в карман брюк.
Он смотрел ей в глаза, и было уже не укрыться от этого взгляда. В нем не было обвинения, и все-таки вынести его было трудно. От Таллиса исходит радиация, подумала она. Если не спрятаться, она прожжет насквозь. Звуки глухих ударов вдруг дошли до сознания Морган. Может быть, это лишь несмолкаемый шум городского транспорта, может быть, кровь, пульсирующая в ушах, а может быть…
— Тетя Морган! — выкрикнул Питер, распахнув кухонную дверь.
— Питер!
В облегающих черных брюках и чистой с открытым воротом белой рубашке Питер смотрелся юным капитаном.
— Как здорово, что ты вернулась, ты вернулась! — Он подскочил к ней и с криком и смехом схватил в охапку.
— Питер, ну ты и вырос, а какой стал красивый, какой высоченный! Господи, как же я рада тебя видеть.
— Вах, тетя Морган, ты выглядишь потрясающе. Ой, извините, что я так ворвался.
Питер был на голову выше Таллиса, и один этот рост доставил Морган щекочущее удовольствие, оттенившее невыразимое облегчение, принесенное завершением тет-а-тета с мужем. Упитанное лицо Питера цвело румянцем и сияло, густые светлые пряди длинных волос сияли в лучах проникавшего в кухню солнца, и весь он светился юностью и здоровьем и приносил извинения, по-прежнему заливаясь радостным смехом.
— Все в порядке, я уже уходила, — сказала Морган, берясь за бумажный мешок. — Ты меня не проводишь, Питер? Мне так интересно обо всем расспросить тебя.
Все еще продолжая смеяться и восклицать, Питер раскрыл перед ней дверь и со словами «Дай-ка мне это» отобрал у нее набитый мешок.
— Всех благ, — сказала Морган. Она хотела сказать «До свидания», но поперхнулась и не смогла, а только выдавила из себя подобие улыбки.
Не отвечая, Таллис молча кивнул. Лицо стало жестче и отстраненнее. Светло-коричневые глаза смотрели туда, где она стояла, но видели ее как в дымке.