— Наверное, ты очень занят, — сказала Хильда. — Твое имя упоминалось в связи с этим новым жилищным проектом в Ноттинг-хилле.
— Да, к сожалению, там сейчас все не ладится.
Где Таллис, там всегда не ладится, мелькнуло в голове у Хильды, но она тут же подумала: это несправедливо, наоборот, где не ладится, там и Таллис.
— Мы решили поговорить с тобой Таллис, — внушительно начал Руперт, — поговорить откровенно. Да, дорогая, немного джина.
Как они не похожи, думала Хильда, наблюдая за милым и так хорошо ей знакомым любознательным твердым взглядом голубых глаз мужа. Руперт — сильный и собранный, мужественный, безукоризненно честный. Он жаждет полной информации, прямых ответов, четко выверенной позиции. Требует ясных определений и рациональных поступков. А в Таллисе так много женственной уклончивости. Не будь он такой славный, его впору было бы заподозрить в лукавстве. И каким мелким он кажется рядом с Рупертом.
— Я понимаю, — кивнул Таллис, — вы оба очень беспокоитесь о Питере. Я тоже.
— Гм, — кашлянул Руперт, — вообще-то говоря… Естественно, мы беспокоимся. Но сейчас как раз вроде бы появился шанс уговорить его вернуться в Кембридж.
— Мне кажется, что ему нужен психиатр.
— Человеческое тепло — вот наилучший целитель, — сказал Руперт.
— Но оно, к сожалению, не всегда помогает, — ответил Таллис. Прищурившись, он смотрел в залитый солнцем сад.
— Питер нуждается в любви, — проговорила Хильда. — Да, он бунтует. Но сейчас вся молодежь такая.
— Думаю, ему нужно от меня выехать, — сказал Таллис. — Но хоть убейте, не понимаю куда. Тут нужна помощь профессионала.
— Ты удивляешь меня, Таллис, — возразил Руперт. — Большинство психиатров — мошенники, и ты это прекрасно знаешь.
— Так расписаться в своем фиаско! — воскликнула Хильда.
— Да, я потерпел фиаско, — согласился Таллис. Он отвернулся наконец от окна, поморгал, нахмурился и машинально отпил глоток хереса.
— Что ж, дорогой, если Таллис считает, что Питеру нужно выехать, нам с тобой надо подумать, где ему теперь жить. — Хильда была огорчена и раздосадована, но голос, обращенный к мужу, звучал идеально ровно. — Таллис действительно очень занят, и он уже отдал Питеру столько сил.
— Не переехать ли ему к Морган? — спросил Руперт.
— Неплохая идея.
— Ты ведь знаешь, что Морган выехала от нас? — спросил Руперт Таллиса.
— Нет, я не знал.
Конечно, не знал, ведь никто же не потрудился ему сообщить, подумала Хильда. Ему вообще ничего не рассказывают. А впрочем, сам виноват, решила она секундой позже.
— Да, пусть Морган возьмет к себе Питера, — обернувшись к жене, сказал Руперт.
— А куда она переехала? — спросил Таллис.
— Сняла квартиру в Фулэме, — ответила Хильда.
— И живет там одна?
— Разумеется, — вскипел Руперт.
— Почему «разумеется»? — спросил Таллис.
— Хочешь я дам тебе ее адрес? — сказала Хильда.
— Нет, зачем же. У нее ведь есть мой. — Таллис сосредоточенно смотрел в стакан. Потом опустил в него кончик мизинца, вытащил барахтавшуюся в хересе мошку, встал, пересек комнату, подошел к вазе с розами и посадил мошку на лепесток. После этого снова вернулся на свое место.
— Таллис, ну почему ты не попытаешься
— Да, — сказал Таллис. Он быстро взглянул на Хильду и сразу же опустил глаза. Туго натянутая на висках кожа, казалось, натянулась еще больше.
— Ну так и сделай что-нибудь, черт возьми! Подавшись вперед, Таллис резко поставил стакан на ковер, пролив при этом немного хереса, и молча замер, глядя на слабо проступающее круглое пятно. Руперт, всем своим видом выражавший нетерпение, взглянул на Хильду и выразительно поднял бровь.
— Послушай, Таллис… — начал он.
— Это не просто, — сказал Таллис. — Она хорошо меня знает. Вообще говоря, и знать-то особенно нечего, и, главное, нет ничего, что было бы новым…
— Глупости, — оборвал Руперт. — Любой человек — загадка.
— Бессмысленно пытаться ей себя навязывать или разыгрывать какие-то спектакли. Она все сразу поймет. Похоже, я ей не нужен. А нужен, насколько можно судить, кто-то совсем иной. Ей свойственно…
— Люди сами не знают, что им свойственно, — заявил Руперт.
— И к Морган это относится в полной мере, — поддержала его Хильда. — Она состоит из противоречий. Единственное, что ясно, — у нее ощущение своей завязанности на тебя. Таллис, ну разве тебе не видно, что ты имеешь над ней
Таллис медленно поднял голову.
— Да, я знаю, — сказал он бесцветным голосом, — но какая от этого польза? К добру это не приведет.
— Ох, Таллис, ты… просто мямля.