Чет и нечет (полный текст)

- А мне и не надо спрыгивать! - Салман сплюнул набежавшую кислую слюну. - Я вовсе решил уехать из дома. Понимаешь? Убежать. Зря ты за мной, суслик, увязался. Я далеко еду.

- Куда далеко?

- Во Владивосток! - с ходу придумал Салман и сам тут же накрепко поверил в первую выдумку, выводившую его из отчаянного тупика. - Во Владивосток…

- Далеко… Давай лучше слезем на следующей станции.

- Ты слезай! Я не хочу. Я во Владивосток.

- Да все равно поезд не в ту сторону идет. - Витя тоже сплюнул, чувствуя кислоту на губах. - Во Владивосток надо ехать от нас через Новосибирск. А этот поезд на юг идет, в Ташкент.

- Ты откуда знаешь? На юг, на север… Сам в кукурузе заблудился.

- Я тогда маленький был. Чудак ты, Сашка. Сейчас часов одиннадцать. Солнце было от нас слева. Значит, едем на юго-запад… Слушай, что за порошок тут в вагоне рассыпан? Все время плеваться хочется. Химия какая-то! Выбираться надо отсюда. И вообще еще неизвестно, исключат тебя из школы или нет… Хочешь, я с моим отцом поговорю?..

- А этого не хочешь? - Салман сложил кукиш, повертел у Вити ред носом. - Сегодня ночью моего отца в тюрьму забрали.

- В тюрьму! За что?

- За хорошие дела! - Салман подошел к двери, налег плечом. - Сейчас я тебе, Витька, открою, сейчас открою. Ты спрыгнешь. - Он тужился изо всех сил, но впустую. - Открою, и катись отсюда на первой же станции! Я тебе больше не друг. Мой отец вор, хуже вора. Ну, чего стоишь? Помоги, суслик несчастный! Столько лет живешь на свете, ничего в жизни не понимаешь. Сын вора я! Понял?

- Понял… Отца посадили, но ты же не виноват… Я же тебя знаю. Ты честный!

- Ничего ты не знаешь! - заорал Салман. - Я тоже вор! На базаре воровал? Воровал! Одеяло украл? Украл! Что? Испугался? Не бойся, у вас дома я ничего не украл. Хватит разговаривать - толкай дверь!

- Вместе слезем! - упрямо повторял Витя. - Вместе!

Сколько они ни толкали - дверь не поддалась. Поезд получил «зеленую улицу» и все дальше увозил их от Чупчи.

А там уже поднялась тревога, уже стало известно: ночью арестовали больничного сторожа Мазитова, его сын Сашка бежал из поселка и с ним Степанов Витя. Не такой уж тихоня этот Степанов. Кое-что знал про делишки Мазитовых. В мальчишеской уборной написано: «Акатов - предатель». Чьим написано карандашом? Степанова. Почему про Акатова? Он милиции, оказывается, сообщил про Мазитова.

Множество глаз видело: оба хулигана припустили из школы куда-то в степь. Из расспросов стало известно: они еще с лета шастают вдвоем по степи - значит, есть у них там укромные местечки…

…- Сдохнем мы тут от дуста, как клопы! - сплюнул Салман.

- Нет, не дуст. На фосфор похоже. - Витя облизнул палец, макнул в порошок. - Жжется немного, - посопел нерешительно и все же спросил: - Ты зачем камнями в ту девчонку бросал?

«Ничего не понимает! - горестно удивился про себя Салман. - Откуда только берутся такие беспонятные люди?»

Глава седьмая

Вечером Колькин братишка-третьеклассник пошел в интернат на кино про Тарзана. Заграничный фильм при каких-то загадочных обстоятельствах зажился у школьных киномехаников, стал считаться Интернатской собственностью. Новые поколения умельцев, крутившие кино в интернате, очень удивились бы, если бы районный кинопрокат заявил свои права на географический фильм со слонами и обезьянами.

Притопав домой после кино, братишка шепнул Кольке: «Ржавый Гвоздь вовсе смылся из интерната. Воспитатели еще не знают, но среди ребят ходит такой разговор». Колька забеспокоился: если уж мелочь пузатая болтает про Нурлана, значит, случилось.

Не теряя времени, Колька подался в интернат. В учебной комнате подремывал на клеенчатом диване дежурный воспитатель Дюсупб #233;к Жунусович, по-школьному Дюк. Спальня старших ребят пустовала. Колька полез в Нурланову тумбочку и понял: Ржавый Гвоздь на самом деле смылся. Дюку Колька, конечно, ничего говорить не стал, а Дюк - лодырь: перед сном поверок не устраивает, ночью спален не обходит - дрыхнет в учебной комнате. Значит, есть время разобраться без паники, что случилось с Нурланом.

В темном коридоре кто-то дернул Кольку за штаны, жарко шепнул: «Держи записку». Выйдя на крыльцо, на слабый свет лампы в металлической сетке, Колька с оглядкой прочел из горсти: «Прощай, Кудайбергеныч! Когда устроюсь, напишу. Твой несчастный друг Н. Акатов».

- Ты что? Сразу не мог принести? Брату моему не мог передать? Он же был у вас тут в кино! - напустился Колька на выскочившего за ним Аскарку.

Этого шустрого первоклассника уже вся школа знала. Учитель пения у него голос обнаружил и абсолютный слух. Аскарка на вечере выступал, пел-заливался: «И мой сурок со мно-о-о-ю… И мо-о-ой всегда и мо-о-ой везде…»

- Ты чего же такой несообразительный! - отчитывал Колька юную школьную знаменитость. - Важное дело, а ты записку в кармане солишь!

- Нурлан сказал: только самому Кудайбергенову передать, завтра в школе передать, никому не показывать, никому ничего не говорить… - Аскарка работал под заправского подпольщика, партизанского связного.