Чет и нечет (полный текст)

Академик Садвакасов давно не бывал в родных краях и давно не видел младшего брата. У городских Садвакасовых считалось, что Еркин закончит школу в Чупчи и приедет учиться дальше в Алма-Ату, а то, глядишь, попадет и в Москву. Но гостившая летом у деда садвакасовская ребятня привезла весть: Еркин собрался пойти в чабаны. Ребятня утверждала: это не просто разговоры, а самое серьезное решение Еркина. Городские Садвакасовы забеспокоились. Брат академика Маж #250;т, приезжавший из Караганды, где он работает начальником шахты, точнее всех выразил садвакасовскую точку зрения на слух об Еркине: время назад не поворачивает, уголь обратно в пласты не укладывают. Было решено: за Еркина пора взяться всерьез.

Садвакасов вышел с гостями из юрты. В степь далеко разбежались пыльные следы автомобильных колес. На прощанье председатель райисполкома сказал:

- Мусеке, почему вы не подаете заявку на «Волгу»? Передовым чабанам выделяем автомашины в первую очередь.

- «Волга» мне не нужна. «Москвич» тоже не хочу. - Кенжегали услышал в отцовском голосе знакомое упрямство. - «Газик» везде пройдет, правильная машина. Ты мне «газик» продашь?

- Чего не могу - того не могу. «Газик» продаем колхозам. Частным лицам запрещено.

- Я в Москву напишу, в правительство. Пусть вынесут постановление: чабанам продавать козел-машины!

- Опять ты, старый умный человек, за свое озорство взялся!

- Не хочешь, чтобы я в Москву писал? А я буду писать! Время подойдет - напишу. Рано пока. Нет у государства - зачем просить зря. Себе обида. Государству перед чабаном стыдно. Работает старик, а не продают старику за деньги, что ему надо. Мой мальчишка мне русскую сказку читал. Одному старику служила волшебная рыба. - Мусеке насмешливо покосился на Степанова: послушай про золотую рыбку! - Старик у нее ничего не просил, ему надо - он заработает. Старуха дом просила - рыба дала дом. Шубу просила - бери шубу. Нахальная старуха. Совесть потеряла, приказывает: молодой меня сделай, дочерью хана. Сказала нахальные слова - все у нее пропало! Дом развалился, шуба развалилась, ковры, машина швейная - ничего не осталось у старухи.

- Значит, и швейная машина развалилась? - переспросил председатель райисполкома. - Значит, так и написано в сказке Александра Сергеевича Пушкина?

Мусеке прикрыл хитрые глаза:

- Пошкин? Правильно. Сказка Пошкина. Мой мальчишка читал. Не Еркин, нет… - трясясь от смеха, он показал на академика, - вот мальчишка… Я помню сказку, не забыл…

- С вами не соскучишься, Мусеке! - ворчал председатель, залезая в машину.

Садвакасов тихо смеялся: да, с отцом не соскучишься.

В знакомых алма-атинских семьях он видел неслышных, как тени, стариков и старух, взятых детьми из аула в город, чтобы дожили свои годы ухоженными и присмотренными. Хотел бы он для отца той же участи?

Садвакасов не мог считать себя плохим сыном. Он - казах, а у казахов нет плохих сыновей, как нет и брошенных стариков, хлопочущих по судам насчет алиментов с родных детей. Кенжегали знал: его отец, давший жизнь стольким удачливым и обеспеченным Садвакасовым, живущим в современных комфортабельных квартирах, будет до конца своих дней гонять отару по степи с летних пастбищ на зимние, с зимних на летние. Но кто же заменит при отце Еркина, которому надо учиться дальше?

Он перебирал в памяти аульную родню: кто?

…Еркин слез с отцовской приземистой лошаденки, подошел к старшему брату. С ним приехал на дорогом породистом коне широкий в плечах табунщик.

- Агай, - Еркин обратился к старшему брату, как положено у казахов, - агай, это Исаб #233;к.

Исабек казался на вид взрослым семейным мужчиной, но ему было только восемнадцать лет; он работал помощником у своего отца, дальнего родича Садвакасовых. Кенжегали вспомнил, как много лет назад приезжал в Чупчи и видел у юрты родича туповатого малыша, почти не умеющего говорить в свои три года. Позднее развитие речи, а значит, и ума случалось у детишек, растущих в юрте чабана без игр с ровесниками и общения с людьми. Поговорив теперь с Исабеком, Садвакасов пришел к выводу: очень неразвит, очень… Он все с большим практическим интересом приглядывался к плечистому парню: вот и помощник отцу взамен Еркина.

Обласканный знаменитым родичем, Исабек ускакал, не помня себя от радости.

В степи темнело, резче потянуло запахами сгрудившейся на ночь отары. Мусеке в длинном тулупе вышел из юрты, легко вскочил в седло, потрусил в степь: вечный всадник с сойлом* в руках, полы тулупа прикрывают лошадиный круп.

* Пастушья палка.