Четверка в четверти

Нина Григорьевна познакомила его с мамой, которую звали Валентина Степановна. Мама Валентина Степановна поставила на стол три вазочки с вишневым без косточек, вишневым с косточками и яблочным вареньем, и все стали пить чай.

Гость пил маленькими, аккуратными глотками, не клал локтей на стол, не причмокивал губами.

— Очень хорошее варенье, это вы сами варили? — спросил он у мамы Нины Григорьевны.

— Конечно, сама. Разве дочка когда-нибудь поможет! — пожаловалась Валентина Степановна.

Гость вежливо засмеялся, и как только Валентина Степановна вышла из комнаты, приступил, наконец, к делу.

Он объяснил Нине Григорьевне, что решился прийти к ней не без некоторого колебания. Но счел своим долгом поступить именно так. Он рассказал о том, что история с приходом Пенкина в школу и его отличными отметками есть чистейшей воды выдумка. Что за Пенкина отвечают на уроках другие ребята и что он сам принимает участие в обмане. Что вся эта затея противоречит его убеждениям и именно поэтому он решил рассказать все откровенно Нине Григорьевне, чтобы и ее не ставить в ложное положение.

— Конечно, и у нас могут быть из-за этого неприятности, — добавил он очень серьезно.

— А кто же красил класс? — спросила Нина Григорьевна.

— Второе звено под управлением Кудрявцевой. Пенкин тут совершенно ни при чем.

— А ты говорил ребятам, что это — нехорошо?

— Конечно, говорил. Но они меня не послушались. Вот почему я и решил прийти к вам.

— Почему же ты не мог этого сказать мне сегодня в школе?

Тут он немножко замялся, а потом объяснил, что не нашел ее в учительской — она рано ушла. Это было правдой — Нина Григорьевна ушла рано.

— Ну вот и все, — сказал он, отставив пустую чашку, так что трудно было определить, к чему относились слова — к чаю или к его рассказу. — Вы считаете, что я поступил правильно, рассказав вам правду?

Чувствовалось, что сам он ни чуточки не сомневался, что поступает правильно и спрашивает так, для порядка.

— Конечно, правильно.

Он поблагодарил за чай, извинился и пошел одеваться.

— Я думаю, не стоит, говорить ребятам, что это я рассказал вам… — сказал он, заматывая вокруг шеи шарф.

— А почему?

— Это может поставить меня, да и вас, пожалуй, в ложное положение, — ответил он, подумав.

Он все говорил веско, обдуманно, точно. И во всем был прав. Он показался Нине Григорьевне очень взрослым, страшно взрослым, гораздо взрослее ее самой.

Гость попрощался сперва с Валентиной Степановной, потом поклонился Нине Григорьевне, приветливо улыбнулся и вышел на лестницу.

— Какой воспитанный мальчик! — сказала Валентина Степановна.

— Да, очень, — откликнулась дочка.

Он поступил правильно.

И пионерка Нина Павлычева была неправа, когда принесла на урок лягушку, перевязанную розовой ленточкой.

Это не дело — носить в класс лягушек. Но Нина Григорьевна почему-то расстроилась. После его прихода уже нельзя было притворяться, что ей ничего неизвестно. Теперь Нине Григорьевне следовало действовать. Быстро и решительно.

Между тем автор был очень растерян — ему так и не удалось узнать, кто именно приходил в шестую главу его повести. А допытываться об этом у Нины Григорьевны не решился — она и без того была расстроена.

Долго не мог в ту ночь уснуть автор. Он перебирал в голове имена всех учеников шестого «В» и…

И, боясь навлечь на кого-нибудь из своих героев напрасные подозрения, автор не нашел ничего лучшего, как прервать свой рассказ и написать здесь поэтому —

Конец второй части.

Третья часть

Здесь вы поймете, ради чего автор писал, а вы читали о Пенкине, 6 «В» классе, учительнице Нине Григорьевне, старичке Мироне Сергеевиче и других героях повести, которой приходит конец.

Глава первая. Обратный адрес

Первым делом Нина Григорьевна пошла на следующее утро к директору.

Ивана Петровича еще не было, а секретарша вручила Нине Григорьевне два письма и одну открытку.

Письмо было адресовано шестому «В» классу, открытка — лично Пенкину.

Нина Григорьевна пробежала глазами открытку.

«Дорогой Геннадий… как тебе удалось… Я тоже… не получается… предлагаю дружить…

Фима Косенкин, ученик шестого класса сто восьмой школы».

Такого поворота событий Нина Григорьевна не ожидала. Положение осложнялось еще больше. Дело было не в Фиме Косенкине, а в том, что такие письма могли поступать и впредь.

В шестом «В» шел урок геометрии. Пенкин, как почему-то и думала Нина Григорьевна, заболел. Кажется, гриппом. Это сказал Корягин, но тридцать три пары глаз, в том числе и глаза Оли Замошиной, жалостно смотрели на Нину Григорьевну. То ли жалели заболевшего гриппом Пенкина, то ли умоляли Нину Григорьевну им поверить. Только Боря Ильин смотрел в окно.

Нина Григорьевна помолчала, подумала и… кажется, поверила.

А потом пошла к директору.

О чем они говорили с Иваном Петровичем — неизвестно, но Нина Григорьевна вышла из кабинета решительная и даже повеселевшая.