Четверо должны уйти

Когда во вторник в одиннадцать утра Флора Галлан пришла на встречу, которую назначил ей Ниро Вулф, я испытал глубокое разочарование. Внешний вид этой женщины просто удручал. Дело в том, что одна из моих обязанностей как доверенного помощника Ниро Вулфа заключается в сборе сведений о тех личностях, которые добиваются у Вулфа аудиенции. Вот почему, узнав, что Флора Галлан состоит в штате знаменитого заведения на Восточной Пятьдесят четвертой улице, в котором заправляет ее брат Алек, я припомнил восторженные эпитеты по поводу Алека Галлана, на которые не скупилась моя подруга Лили Роуэн, и перезвонил ей, чтобы выяснить кое-какие подробности.

Вот что рассказала Лили. Галлан входил в тройку мировых законодателей моды. Перед парижскими кутюрье он задирал нос, а над римскими и вовсе насмехался, причем все это сходило ему с рук. Он наотрез отказался закончить работу над тремя костюмами для герцогини Гарвиндской лишь потому, что она вовремя не прилетела из Лондона на примерку. И вовсе не захотел иметь дело со знаменитой кинозвездой из-за того, что ему не нравилось, как она виляет бедрами при ходьбе. Было известно также, что однажды он запросил всего восемьсот долларов за вечернее платье; правда, платье это изготовили по заказу его любимой клиентки, так что он отдал его практически задаром.

И так далее и тому подобное. Вот почему, открыв во вторник утром дверь, чтобы впустить его сестру Флору, я был столь удручен, увидев перед собой совершенно заурядную и унылую особу средних лет в темно-сером костюме – не только непримечательном, но и знававшем лучшие дни. Костюм давно не гладили, он явно жал ей в плечах и мешковато топорщился на талии. Я сопроводил ее через прихожую в кабинет, представил Вулфу, утешая себя мыслями о том, что если сын сапожника может бегать босиком, то почему бы сестре самого знаменитого модельера не позволить себе некоторую вольность в нарядах. И тем не менее в глубине души я был глубоко уязвлен.

Ее манера вести беседу впечатляла ничуть не больше, чем костюм, по крайней мере поначалу. Примостившись на краешке красного кожаного кресла напротив стола Вулфа, она обеими руками вцепилась в сумочку из серой кожи, которую держала на коленях, и извиняющимся голосом с едва уловимым иностранным акцентом забормотала, что ей крайне неловко беспокоить столь важную персону, как Ниро Вулф, и просить его уделить капельку его драгоценного времени ей с ее неприятностями. Малообещающее начало, подумал я. Похоже, она пытается выторговать для себя более сходную цену. По мере того как она продолжала, Вулф все больше хмурился и наконец не выдержал и оборвал ее, сказав, что потратит меньше своего драгоценного времени, если она сразу перейдет к сути дела и расскажет о своих неприятностях.

– Знаю, – кивнула Флора Галлан. – Просто хочу, чтобы вы поняли: я вовсе не ожидаю, что вы должны мне помочь. Я человек маленький, но вот мой брат… Вы знаете, кто он? Мой брат Алек?

– Да. Мистер Гудвин рассказывал мне. Прославленный модельер.

– Он не просто модельер. Он художник, причем гениальный художник. – Флора Галлан вовсе не убеждала, а излагала очевидные факты. – Неприятности возникли у него, почему я и пыталась принять все меры предосторожности. Именно поэтому я и обратилась к вам, а также… – она быстро посмотрела на меня, потом снова перевела взгляд на Вулфа, – а также к мистеру Арчи Гудвину, ведь вы не просто частные сыщики, но и настоящие джентльмены. Я знаю, что вам можно довериться. – Она замолчала, словно ожидая подтверждения.

И Вулф пришел к ней на выручку.

– Угу, – буркнул он.

– Значит, я могу на вас положиться?

– Да. Можете.

Она посмотрела на меня:

– А на вас, мистер Гудвин?

– Разумеется. Поскольку так сказал мистер Вулф. Я ведь служу у него.

Она чуть замялась, раздумывая над тем, устраивает ли ее такой ответ, потом, видимо решив, что устраивает, обратилась к Вулфу:

– Хорошо, тогда я расскажу. Прежде всего, я должна сказать вам, что во Франции, где мы родились и выросли с братом, наша фамилия была не Галлан. Какой она была на самом деле – не имеет значения. Я приехала в Соединенные Штаты в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда мне было двадцать пять, а Алек эмигрировал только после войны, уже в сорок пятом. Он еще во Франции сменил фамилию, так что сюда приехал как Галлан. И семь лет спустя он стал ведущим американским дизайнером, а затем… Может быть, вы помните, какой успех имела его осенняя коллекция в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году?

Вулф проворчал, что не помнит.

Флора Галлан, оторвав правую руку от сумочки, сделала пренебрежительный жест.