– Нет, Чапай думает, – с обычным своим шутовством откликнулся Левка. Но вдруг повернулся ко мне, зашептал:
– Знаешь, я ее сейчас просто ненавижу… эту сволочную немку.
– А здорово она тебя? Нос-то болит?
– Болит…
– Но ты молодец, Левка. И Димка – молодец, так и надо. Ползать перед ними на брюхе не будем.
– Молокоед, а ты помнишь пионерское обещание? – вдруг спросил Димка. Оказывается, и он не спал.
– Ясно помню. А что?
– Забыл слова… Есть там насчет того, как должны вести себя пионеры в нашем положении?
Приподнявшись, я медленно, словно говорил клятву, прочитал:
– Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, перед лицом своих товарищей обещаю:
– что буду твердо стоять, – подхватил Левка, – за дело Ленина, за победу коммунизма…
Меня эти слова словно пронзили насквозь. Я подумал о том, что никогда еще не чувствовал их смысл так, как теперь. И подумал, что, наверное, такое же чувство охватывает наших солдат, когда они произносят слова присяги перед боем. Теперь мы должны и на деле твердо стоять за дело Ленина.
– Ведь мы же ленинцы, правда, ребята? – спросил я.
– И ленинцами останемся, – подтвердил Димка.
– Пионеры, к борьбе за дело Ленина будьте готовы! Я даже привскочил на соломе. Слова шепнул кто-то в щель снаружи амбара.
– Кто здесь? – вскрикнул я.
Проворчала во дворе собака. Потом послышались быстрые удаляющиеся шаги, а минуту спустя прикрикнул на собаку Камелькранц. Он подошел к амбару, погремел замком и удалился.
– Вася, это кто? – прошептал Левка.
– Не знаю…
– Кто-то наш, – обрадованно вздохнул Димка. – Говорит чисто по-русски.
– Но кто? – возразил я. – Ведь здесь мы не видели ни одного русского.
– Приключение, достойное Шерлока Холмса, – рассмеялся Левка. – На нашем месте он, конечно бы, сказал: «Не кажется ли вам, мистер Ватсон, что в этом старинном доме водятся привидения?» А что! Если тут есть гномы вроде Камелькранца, почему не быть привидениям?
– Давай спать, Шерлок Холмс, – оборвал я Левку.
Мы умолкли, но я еще долго не мог уснуть: у меня не выходил из головы таинственный голос, сказавший нам пионерский пароль.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Для каждого из них это были первые побои в жизни.
Мы проснулись от удара колокола. Во дворе сразу поднялась суматоха. Слышались голоса людей, говоривших на каком-то непонятном языке, и странная стукотня, напоминавшая топот копыт по черепице. Тот самый топот который я слышал во сне. Теперь я ощутил его более отчетливо и все же не мог понять, что он означает.
Мы припали к стене амбара, и только тут я понял, что мешало спать. Странный стук издавали десятки человеческих ног, обутых в деревянные дощечки на веревочках. По двору ходили такие же невольники, как и мы. Это видно было по желтым повязкам на рукавах. Мы уже понимали зловещий смысл подобных знаков: ими немцы метили своих рабов.
– Поляки! – вполголоса произнес Димка.
Среди людей, топтавшихся во дворе, я заметил трех женщин. Они, как и мужчины, гремели колодками, но одеты были почище. Особенно бросалась в глаза девушка в простом белом холщовом платье с каштановыми волосами, заплетенными в две косы. Косы опускались ниже пояса.
– Красивая, правда? – шепнул Димка.
На изможденном лице красавицы ярко выделялись тонкие губы и карие глаза под темными, чуточку вразлет, бровями.
Я все время хотел рассмотреть пометку о национальности девушки, но рукава ее холщового платья были высоко закатаны. Две подруги девушки, несомненно, были польками.
В глубине двора под навесом виднелись составленные в ряд столы. Там суетилась чернявая девчонка, приносившая вчера кресло баронессе. Перед девчонкой стояло ведро. Из него она черпала что-то маленьким ковшиком и разливала в алюминиевые миски, стоявшие на столе.
– А нас, что же, и кормить не будут? – спросил Левка. – Я со вчерашнего дня умираю с голоду…
– Карантин, – проворчал Димка.
Появился Камелькранц. Он сел на приступку одного из амбаров, вынул из кармана губную гармошку и заиграл вальс. Невольники, словно по команде, двинулись к столу.
– Подумайте, – фыркнул Димка. – Едят под музыку.
– Культура! – воскликнул Левка.
Камелькранц вдруг вскочил, подбежал к столу и ударил плетью широкоплечего черного поляка.
– Ах ты, сухожилье комара! – побагровев, кричал Верблюжий Венок. – До вечера без пищи!
Из дальнейших выкриков горбуна я понял, что поляк, съев свой кусок хлеба, умудрился взять второй. Я хорошо видел, как поляк доказывал что-то Камелькранцу, но горбун вновь ударил его плетью. У пленного сжались кулаки, он пригнул шею, собираясь броситься на управляющего, но вдруг как-то обмяк и медленно отошел от стола.
Только теперь я по-настоящему разглядел немца. Сунув глубоко руки в карманы, он стоял посреди двора, ощерив желтые зубы, и в глазах его горел такой дикий огонь, что я невольно вспомнил, как дрожали лошади, когда горбун приговаривал свое «столп», «столп». Сетон-Томпсон не ошибался: животные чувствовали, что на козлах сидело существо злее волка.
– Арбайтен![34] – коротко скомандовал Камелькранц.