Четверо под подозрением

– Трудно разобраться, – сказал доктор Ллойд. – Может быть, и Георгий, но больше похоже на Георгину. Одно для меня совершенно ясно: почерк мужской.

– И вы знаете, что интересно, – снова заговорил полковник Бантри, – ведь он швырнул конверт на стол и сделал вид, что ничего не знает об этом человеке. Возможно, он хотел увидеть, какую реакцию это вызовет. Но у кого? У девушки? У мужчины?

– Или даже у кухарки? – предположила миссис Бантри. – Она могла находиться в комнате, когда приносила завтрак. Но что мне непонятно… совершенно особое…

Она вновь склонилась над письмом. Мисс Марпл подсела к ней и коснулась пальцем листа бумаги, указывая на что-то. Они зашептались.

– Но зачем секретарю понадобилось рвать письмо? – спросила вдруг Джейн Хелльер. – Вы только представьте себе! Весьма странно. И почему письмо из Германии? Хотя, конечно, если он вне подозрений, как вы говорите…

– Но сэр Генри не говорит этого, – быстро вмешалась мисс Марпл, оторвавшись от разговора с миссис Бантри. – Он сказал: четверо под подозрением. Таким образом, он не исключает и мистера Темплтона. Я правильно говорю, ведь так, сэр Генри?

– Да, мисс Марпл. Я убедился на своем горьком опыте. Никогда не следует утверждать, что кто-то вне подозрений. Я только изложил вам свои доводы, почему трое из этих людей, как бы невероятно это ни казалось, могли оказаться виновными. Вместе с тем аналогичная процедура не была проведена в отношении четвертого – Чарлза Темплтона. Но в конечном счете я пришел к этому, я был вынужден признать следующее: везде – и в армии, и во флоте, и в полиции, – как бы нам этого ни хотелось, имеется определенное количество отщепенцев. И я беспристрастно изучил факты против Темплтона.

Я задал себе вопрос, похожий на только что заданный мисс Хелльер. Почему он, единственный из всех домочадцев, не предъявил полученное письмо, к тому же с немецкой маркой? С какой стати у него письма из Германии?

В последнем вопросе не было ничего особенного, я взял и задал его. Ответ оказался очень простым. Сестра матери была замужем за немцем. Письмо было от кузины-немки. Так что мне стало известно то, чего я до этого не знал: что у Чарлза Темплтона были родственники в Германии. И это определенно ставило его в список подозреваемых, даже в первую очередь подозреваемых. Он мой человек и всегда был мне симпатичен, я доверял ему, но из элементарной справедливости и порядочности я должен был признать, что он возглавляет список.

Но вот тут уж не знаю! Я не знаю… И, по всей вероятности, никогда не узнаю. Вопрос не в том, чтобы наказать убийцу. Вопрос, как мне кажется, во сто крат важнее. Испортить, может быть, всю карьеру честному человеку из-за… подозрения… подозрения, которое я не склонен недооценивать.

Мисс Марпл кашлянула и негромко сказала:

– Сэр Генри, тогда, если я вас верно понимаю, именно молодой мистер Темплтон единственный, кто не дает вам покоя?

– Да, в известном смысле. В теории ко всем четверым следует подходить одинаково, но на практике это не тот случай. Вот, например, Доббс: подозрение может пасть и на него, но, на мой взгляд, это практически не окажет влияния на его карьеру. Никому в деревне никогда и в голову не придет, что смерть старого доктора Розена была не просто несчастным случаем. Гертруда немногим более уязвима. Подозрение должно, например, изменить отношение к ней фрейлейн Розен. Но, вероятно, это не имеет для нее особого значения.

Что до Греты Розен, то здесь мы подходим к наиболее сложному моменту этого дела. Грета – девушка весьма симпатичная. И Чарлз Темплтон – молодой человек приятной наружности. Пять месяцев они были предоставлены друг другу при полной изоляции от внешнего мира. Случилось неизбежное. Они влюбились друг в друга, хотя и не успели еще объясниться.

А затем случилось несчастье, и вот теперь, спустя три месяца с небольшим после того, как я возвратился, Грета Розен пришла повидаться со мной. Она продала коттедж и возвращалась в Германию, уладив наконец все дела дяди. Она пришла именно ко мне, хотя знала, что я вышел в отставку. Хотела меня увидеть по личному вопросу. Не сразу, но к концу беседы она рассказала все. Спросила, что я думаю о том письме с немецкой маркой, – она беспокоилась о нем, ее смущало, что Чарлз порвал его. Все ли в порядке? Несомненно, все должно быть в порядке. Конечно, она верит ему, но… О, если бы она только знала! Если бы знала – наверняка…

Вы понимаете? Возникает желание доверять, но вместе с тем ужасное потаенное подозрение цепко охватывает ваше подсознание и настойчиво напоминает о себе. Я спросил Грету, не была ли она неравнодушна к Чарлзу и он к ней.