Четверо с базарной площади

Генка бродил по городку, заглядывая в лицо каждой встречной женщине. Бродил долго и отчаялся наконец.

Нужно было как-то организовать поиск, придерживаться какой-то системы… Генка вспомнил Танкера Дербента со Степной улицы и решил (была не была!) еще раз попытать счастье в разговоре с мелкотой.

Мимо ребят своего возраста он проходил, демонстрируя озабоченность и самые мирные намерения: его интересовали дошколята, и по возможности — в небольшом количестве.

Первый одинокий дошколенок заявил, что в белых фетровых ботах, в белой шали и в плюшевом жакете ходила тетка Валя, но она уехала к матери в Саратов и давно не живет в городке…

Второй потребовал назвать имя Генкиной родственницы, потому что в белых фетровых богах и черных плюшевых жакетах ходят многие. Тетка Даша? Нет, такой он не слыхал… Может, Генка перепутал улицу?

В третий раз он минут сорок дежурил неподалеку от застекленной веранды, пока убедился, что хозяйка ее не имеет ничего общего с той, которую он искал.

Пацаны иногда неплохо соображают…

Два карапета с деревянными автоматами на груди, к которым он обратился в четвертый раз, неожиданно преподали ему урок логического мышления. Во всяком случае — натолкнули на это…

— А где она работает? — спросили автоматчики.

И сначала Генка ответил:

— Да нигде! — А потом уж сообразил, что давно мог сам подумать над этим вопросом: постоянная жительница городка, работающая здесь, ни за что не рискнула бы кричать на базаре во все горло: «Родненькие!» — какие бы тряпки ни напялила она на себя. Вдруг на базаре кто-нибудь из знакомых?

И, окрыленный собственной прозорливостью, Генка стал напропалую спрашивать у каждого пацана (чей возраст не превышал его собственный), знает ли он, где живет его двоюродная тетка, у которой белые фетровые боты, черный плюшевый жакет, белая шаль, такие — тонкие… красивые брови и которая вовсе нигде пока не работает.

— Вроде нет у нас…

— Не знаем…

— Не слышали…

Генка упрямо продолжал свое.

— Это, может, по той улице?..

— Не-е, у нас тут все работают…

— Молодая? А-а… Я думал — старушка…

— Нет, у нас нету таких…

И вдруг:

— А! Тетя Софа, что ль? Так вот она здесь, у бабушки Глаши комнату сняла!

Перед Генкой стоял карапуз лет пяти, и не успел Генка что-нибудь еще сказать ему — карапуз рванулся к ближайшему дому, вопя на ходу:

— Теть Со-фа-а! Вас ищу-ут!

Хорошо, что карапуз тут же исчез куда-то, по своим делам.

С тазиком влажного белья под рукой и с прищепками на веревочке вокруг шеи из-за угла дома шагнула навстречу Генке она. Спросила:

— Меня?! — Тонкие брови дрогнули. — Чиво?

— Нет! — заверил Генка, сделав невинные глаза и краснея. — Я его про теть Симу спросил! — вспомнил он школьную уборщицу. — Где-то здесь живет, мне сказали. А вы случайно не слышали, где?

— Ничего я не слышала… — сказала, будто бросила через плечо, Софа и опять направилась в глубь двора, где белел натянутый от угла веранды к дереву шнур.

Ну а Генка, радуясь, что нашел ее, и досадуя, что попался ей на глаза, со всех ног припустил к автостанции.

Он дважды заглядывал сюда. А Фата все не было.

И на этот раз пришлось помучиться в ожидании. Фат выпрыгнул из автобусной дверцы невеселый. А выяснив обстановку, особого одобрения по поводу Генкиного метода не выказал, но оживился как будто…

Но когда они разыскали дом Софы и выбрали удобную позицию, чтобы в темноте наблюдать за ее верандой, когда минуты две посидели рядом на чьем-то штакетнике, Фат опять заметно приумолк.

— Ты что это такой сегодня? — спросил Генка.

— Я был у Кесого…

Генка, обрадованный собственной удачей, не догадался даже вовремя поинтересоваться, что нового разузнал Фат и почему он задержался.

— Ну… — сказал Генка.

— Кесый — ерунда… Корявый сгорел вчера!

Генка немножко испугался.

— Ты что?..

— Неужели убили, гады?.. — спросил Фат у самого себя. — Это у них раз плюнуть: чтобы свой своего… Я знаю.

— Что ты… — неуверенно запротестовал Генка. — А мать почему молчала?

— Мать, может, подумала, что ушел…

— Да ну! — сказал Генка. — Просто — не успел… Или по пьянке…

— Может, и по пьянке… — согласился Фат.

— Глядел же Толячий — никого.

— Толячий глядел с одной стороны, а я сейчас был… Там вполне через огороды можно пробраться.

— А Кесый что?

— Кесый? Нализался, дурак. После Банника там водка осталась… И бузит. А Банник что-то хандрит, видно. Ломик я у них стянул — покажу дома; почему-то Банник вышвырнул его. Может… с этим ломиком ходили к полковнику, гады?..

Замолчали оба, слушая, как где-то далеко и однообразно пиликает хромка.

— Надо нам это дело быстрей кончать! — с яростью проговорил Генка.

— Надо, — ответил Фат. И вдруг толкнул Генку в локоть. — Стоп!

На порожках веранды появилась женщина в белом платке.

Через проход в штакетном заборчике вышла на дорогу.

— Следит! — шепнул Фат.

Женщина прошагала недалеко. Раз повернула направо, раз налево и без стука вошла в дверь чьей-то веранды.

Генка и Фат прильнули к окнам. Но сквозь плотные шторы нельзя было разглядеть, что творится в комнате.

Опять долго сидели в темноте…

Генка поднялся первым.