Четверо слепых мышат

Внезапно сержант Эллис Купер поднялся со своего места за столом ответчика, в передней части зала суда. Публика невольно ахнула. Он был шести футов и четырех дюймов росту и мощного телосложения. В пятьдесят пять лет талия его по-прежнему составляла тридцать два дюйма — такой же она была, когда Купер восемнадцатилетним парнем завербовался в армию. На форменной одежде цвета хаки среди наград на груди красовались «Пурпурное сердце» — знак отличия, которым награждают солдат, раненных в бою, крест «За отличную службу» и «Серебряная звезда». Он выглядел внушительно даже на процессе по делу об убийстве, где являлся обвиняемым. В следующий момент он заговорил, звучно и раскатисто:

— Я не убивал Таню Джексон и ни одну из этих бедных женщин. Я не входил в дом той ночью. Я не раскрашивал ничьих тел синей краской. Я никогда никого не убивал, кроме как сражаясь за свою страну. Я не убивал этих женщин! Я не виновен! Я — герой войны, ради всего святого!

С этими словами сержант Купер перемахнул через деревянную дверцу, отделяющую его от зала суда. В мгновение ока он набросился на Марка Шермана, повалил его на пол и стал наносить удары в лицо и в грудь.

— Ты лжешь, лжешь! — кричал Купер. — Почему ты хочешь меня погубить?

Когда подручные шерифа наконец оттащили сержанта, рубашка и пиджак прокурора были порваны, а лицо в крови.

Марк Шерман с трудом поднялся, затем опять повернулся к присяжным:

— Нужны ли после этого еще какие-то слова? Вынесите обвинительный приговор. Уничтожьте этого монстра!

Глава 2

Истинные же убийцы пошли на небольшой риск, явившись на заключительное заседание судебного процесса в Северной Каролине. Они хотели видеть финал: просто не могли отказать себе в таком удовольствии.

Лидером этой группы был Томас Старки, бывший полковник армейских рейнджеров. Он и сейчас еще смахивал на командира спецназа — обликом, речью, всеми повадками.

Вторым номером в команде, заместителем и ближайшим подручным Старки, так сказать, бледной его копией, являлся Браунли Харрис. Так было всегда: и во Вьетнаме, и сейчас; так будет и впредь — пока однажды кому-то из них (а вероятнее, обоим сразу) не придет пора отправиться на тот свет.

И наконец, номер третий, Уоррен Гриффин. Этот все еще считался у них малышом, несмышленышем, что выглядело несколько анекдотично, учитывая, что Гриффину стукнуло уже сорок девять.

Жюри присяжных удалилось на совещание, продлившееся около двух с половиной часов, и вернулось с вердиктом «виновен». Устами присяжных штат Северная Каролина приговаривал сержанта Эллиса Купера к смертной казни за убийство.

Окружной прокурор блестяще справился со своей задачей — осудил на смерть неудобного человека.

Трое убийц забрались в большой темно-синий «субурбан», припаркованный на одной из боковых улочек, неподалеку от здания суда.

Томас Старки завел мотор.

— Кто-нибудь есть хочет? — спросил он.

— Пить хочу, — сказал Харрис.

— А я — бабу, — с глуповатым смешком добавил Гриффин.

— Поедим и выпьем, а потом, может, устроим какую-нибудь заварушку с девочками. Что вы на это скажете? Отметим нашу сегодняшнюю великую победу. За нас! — выкрикнул полковник Старки, отъезжая от здания суда. — За трех слепых мышат!

Часть первая Последнее расследование

Глава 3

В то утро я спустился в кухню, к завтраку, около семи. Нана[1] и дети уже сидели за столом. Поскольку малыш Алекс недавно начал ходить, кухонные предметы содержались в строгой изоляции, проще говоря, под замком. Повсюду красовались безопасные пластмассовые запоры, задвижки и заглушки для штепсельных розеток. Младенческое щебетание мешалось со звяканьем ложек о тарелки с кашей, Дэймон наставлял своего маленького братишку в искусстве издавать ртом неприличные звуки, и от всего этого на кухне стоял примерно такой же гвалт, как в полицейском участке субботним вечером.

Ребятишки поедали какую-то ароматизированную сливочно-шоколадную кашу фирмы «Ореос», запивая шоколадным молоком «Херши». При одной только мысли обо всем этом шоколаде в семь утра меня слегка передернуло. Мы с Наной обычно ели на завтрак яичницу, чуть обжаренную с двух сторон, и хлебные тосты из двенадцати злаков.

— Что за идиллическая картинка! — сказал я, усаживаясь за стол, где меня уже поджидали яичница и чашка кофе. — Не стану даже портить ее комментариями насчет обилия шоколада в утреннем рационе моих несравненных детей.

— Именно это ты только что и сделал, — заметила Дженни, которая за словом никогда в карман не лезла.