Внезапно Ольга рванула вокруг стола. Положив ребёнка на бок, она стала ковырять у него во рту уголком простыни, обмотанной вокруг пальца. Достала слизь, подняла младенца за ноги и шлёпнула.
Лица всех, застывших в ожидании, озарила усталая радость — крик! Первый крик. Ольга положила малыша на живот матери и плюхнулась на стул. Пока ни у кого не хватало сил, чтобы завершить роды. Все переглядывались со счастливыми рожами, улыбались до ушей и тихонько смеялись. А новорождённый, не дожидаясь, когда на него обратят внимание, завозился, зачмокал, открывая рот, как птенчик. Счастливая мать, всё ещё не отошедшая от боли, подтянула малыша и ткнула в грудь, где тот и притих, сопя. Вот же живчик. Не успел родиться, а уже есть захотел.
— Галё, как сына назовёшь? — Спросил вождь.
— Чамѣлак.
— Чамѣлак? Кто это.
Они уже знали, что имена аборигенов означают названия животных или растений. Как Йв — верба, а Галё — какая-то сова. Какая именно — никто из горожан различить не мог. У горожан только совы и филины в словарном запасе. Ещё кто-то знает слово сыч. Но чем сыч отличается от совы — не всем понятно. Зато всем известно, что филин ушастый. А неандерталец чётко описал, что птица без ушек и угукает, как сова. Совой называть мужчину как-то не с руки, вот и осталось Галё. Да и правильно — зачем напрямую переводить? Никто же на Руси греческие и римские имена не переводил.
— Вот чамѣлак, — неандерталец показал вырезанную фигурку. — Живёт в холодной воде, очень… Очень сильный для жизни. Маленький и сильный. Холод не убивает. Жара не убивает. Вода не убивает.
— Живучий, значит.
Абориген попробовал слово на язык и кивнул.
— Так это ты для своего сына фигурку вырезал? — Дошло до вождя.
— Да, — улыбнулся счастливый отец. — Йв сказать, сын родиться.
И правда, почему Михаил решил, что неандерталец будет вырезать оберег для чужого ребёнка? Это он своему.
— Можно? — Вождь протянул руку.
Парень сразу подал фигурку.
— Я просить. Надо шаман дать сила. Тогда хорошо будет беречь.
— Понятно. Сейчас силой напитаем.
Как бы бормоча какие-то заклинания, время от времени поглаживая фигурку, пачкая её кровью из раны, Михаил разглядывал оберег. Кусок твёрдой древесины размером с большой палец был вырезан в форме сидящей птицы. Уложенная на спину голова, плоский клюв. Снизу на животе — чёрточками обозначены перепончатые лапки. Так же чёрточками обрисованы крылья. Как есть утка. Только хвост какой-то длинный и двойной, как у ласточки. Промежуток между половинками хвоста не прорезан, но обозначен чертой.
Пора завершать церемонию. Мысли, как именно это сделать, уже есть. Михаил посадил птичку на ладонь и тихонько подул в ключик, как бы вдувая жизнь. Потом испачканную в своей крови фигурку положил в окровавленную ладонь малыша — это осталась кровь матери. Чамѣлак сразу сцепил пальцы.
— Хорошо! — Почти одновременно произнесли оба мужчины.
Во все времена, наверно, хорошая примета, если у ребёнка цепкие пальчики. Может, со времён обезьян пошло, когда младенцы цеплялись за шерсть матерей.
После выматывающих родов пришлось выдержать ещё один марафон — по уборке. Сил кое-как хватило, чтобы отмыть мать и ребёнка. Даже полы смогли оттереть по-быстрому. Но стирку все дружно сговорились оставить на потом. Чёрт с ней, с не отмываемыми пятнами крови — убиваться из-за этого никто не хотел. Все поголовно вышли из строя: семейка шаманов вымотана четырьмя родами, а бедная неандерталка вообще лежачая.
Хруст, услышанный Ирой и Михаилом, им не показался — что-то там сломалось. Выяснилось почти сразу — при всей малочувствительности дикарей к боли, Йв начинала выть и скулить, как только приходилось шевелить ногами или тазом. Её так и оставили в раскорячку, как лягушку, только подложили для удобства валики из белья. Сменить постель пришлось, нельзя же лежать в кровавой луже. Но сколько слёз пролилось у всех! И у больной, и у тех, кто менял. Никто ведь не железный. Невозможно оставаться бесчувственным, когда причиняешь такую боль. Наконец, ноги уложили так, чтобы связки оставались в расслабленном состоянии, проверили и обеззаразили разрывы на выходе влагалища. На этом мучения бедной девочки не закончились — пока возились с уборкой, у больной распух лобок. Это частично сняло боль, девочка даже вымученно заулыбалась. Но оставлять в таком виде нельзя, надо лечить. А значит, как только спадёт опухоль, боль вернётся и мучения продолжатся.
Так и получилось, что в строю оставался только Галё, но и он хромает на обе ноги. Способен принести дрова и растопить печь, прибрать за лошадьми, вывести их погулять. Но воду уже не может принести. Может, он санки и довезёт, но набрать воду из источника хромому не получится.