Четверостишие

Но женщина, явно утратив к ней интерес, принялась объясняться с другим посетителем. Её отодвинули в сторону. И Янка, с трудом приходя в себя, огляделась. В тесном фойе ютилось несколько лавочек. Большая монстера стояла в углу, растопырив дырявые листья.

«В реанимации», – повторила она про себя. Словно в тумане, сделала пару шагов в направлении двери с надписью: «Посторонним вход воспрещен». А затем, наплевав, подбежала и дернула ручку. На удивление та поддалась.

– Девушка, туда нельзя! – прозвучало ей в спину.

Но Янка не слышала. Она отыщет его! Она обязана его отыскать!

Свет мерцал, как бывает в кино. В мрачной пустоши коридора стояли каталки. Стены грязно-зеленого цвета сужались, образуя тоннель. Он мерещился ей бесконечным! Череда абсолютно похожих дверей однообразным пунктиром бежала вперед.

Утратив чувство реальности, Янка принялась дергать их все. Одну за другой! Третья по счету сдалась, обнаружив внутри помещение. На постели, утыканный трубками, лежал…

Нет, не Лёшка! А кто-то другой.

– Девушка? – позвал её грозный мужской баритон, и чьи-то сильные руки схватили с обеих сторон.

– Пустите! – прокричала она, вырываясь.

Двое мужчин в медицинских костюмах, равнодушные к жалобам, продолжали волочь её. Вытолкав, словно котёнка за дверь, они пригрозили полицией. Перед глазами на миг прояснилось.

«Отделение реанимации и интенсивной терапии», – прочитала она.

– Яна? Ян! – послышалось сзади. И Юрка, минуя ступени, оказался напротив неё.

– Почему… почему он в реанимации? – не узнавая свой голос, промямлила Янка.

Она продолжала смотреть на дверь. Зная, что где-то там, в одной из палат сейчас… находится Лёшка. Что он делает там? Умирает?

– Его готовят к операции, – Юркин голос звучал спокойно. Пожалуй, даже слишком.

– Но… это же реанимация! Почему он здесь? – не могла понять Янка.

Она не сводила глаз с этой двери. Готовая в любую секунду вломиться туда.

– Ян, успокойся, слышишь? Все будет хорошо! – Юркин голос привел её в чувство. Но вместо того, чтобы успокоиться, Янка накинулась на него.

– Ты не сказал мне, что всё так серьезно! – прокричала она, отвергая его попытку дотронуться. Комкая пальцами шапку и совершенно не замечая, что плачет.

– Прости меня, Ян, – откликнулся Юрка. От этих слов повеяло безысходностью. И ей на миг показалось, что это… конец.

Янка прижала ладони ко рту, подавляя отчаянный всхлип. А потом зарыдала! Пряча лицо в недрах вязаной шапки. Юрка шагнул к ней. Он боязливо коснулся плеча. И, не встретив сопротивления, осторожно привлек к себе её дрожащее тело.

– Ну, всё-всё, успокойся, – услышала Янка. – Аппендицит – это глупости. Вырежут, и будет, как новенький. Слышишь? Лёха у нас – богатырь!

Эти слова отозвались внутри неожиданной болью. И новая порция слёз поднялась из глубин пострадавшей души.

– Яна, Яночка, ну не плачь! Ну, пожалуйста! Я же здесь, я с тобой. Все будет хорошо, – он обнимал её бережно, гладил по волосам.

Но Янка стояла, почти не чувствуя этих прикосновений. Оглушенная, как после взрыва. Ей вспомнился сон. Так отчетливо и так явно! Мужская рука, с прерванной линией жизни. Как будто кто-то провёл по ней ластиком, совершенно не думая о последствиях. Как могла она не понять? Как могла не увидеть? Ведь это была его рука. Лёшкина…

Время тянулось медленно. Словно во сне перед глазами мелькали какие-то лица. Лавочки вдоль стены заполнялись людьми. Кто-то плакал, а кто-то молчал. Одни уходили, а им взамен появлялись другие. Янка сидела, глядя перед собой. Стараясь не думать о том, что происходит сейчас за дверями операционной. Юрка без конца повторял что-то. Он убеждал её, говоря, что скорую вызвали вовремя. Что операция эта – одна из самых простых. Приводил примеры из жизни, будто сам был врачом. Потом он умолк, не дождавшись ответа. А после куда-то исчез.

– Я раздобыл кофе! – похвастался Юрка, держа в руках две чашки с горячим напитком и пакет круассанов.

Янка устало прикрыла глаза. Её мутило, и даже тыквенный кекс лежал внутри тяжким грузом.

– Глотни, – настаивал Юрка.

Янка послушно глотнула, и теплая горечь напитка ощутимо согрела нутро. «Люди умирают», – размышляла она отвлеченно, – «Умирают в расцвете сил. Внезапно, скоропостижно! Не успев попрощаться. Оставляя, бросая все то, что когда-то им было так дорого». Солёная влага сползла по щеке. Янка смахнула её. Теперь почему-то стыдясь своих слёз! Хотя только что она буквально рыдала у всех на глазах.

Из дверей вышел доктор. Но не к ним. Он приблизился к женщине, что сидела напротив. Янка очнулась, как будто только что её разглядела. Женщина встала, прижимая к груди оренбургский платок. Она была немолодой, но красивой! В коротеньком полушубке и тонких колготках. Одетая не по погоде, словно сбежала с какого-то праздника.

«Кто у неё там? Муж, или любовник?», – думала Янка. Судя по отчаянию на лице, в стенах больницы находился тот, кого она искренне боялась потерять. Доктор что-то сказал, и рука, сжимавшая платок, безжизненно повисла.

– Он ведь не умрет? – нарушая молчание, бросила Янка.