Четверть мили (ЛП)

Почему было так тяжело расстаться с ним?

Почему он не мог ответить мне взаимностью?

Глава 5

Кэш

— Кэш, — отрезала Кэт, когда шины выехали на встречную полосу.

Я резко поднял взгляд и выровнял машину, прежде чем перестроиться на другую полосу. К счастью, она была пуста.

Блять. Что со мной сегодня?

— Что с тобой сегодня? — спросила она.

Конечно, она выхватывала слова из моей головы. Мы так долго дружили, что не было ничего необычного в том, чтобы заканчивать предложения друг за друга.

— Извини, — пробормотал я. — Просто задумался.

Кэтрин что-то промурлыкала себе под нос и снова перевела взгляд на пассажирское окно, за которым расстилались зеленые поля. Все утро ее внимание было приковано к пейзажу, и, вероятно, именно поэтому она не заметила, что последние двадцать миль я скакал между белой линией обочины и желтой разделительной в центре, потому что мои глаза были прикованы не к дороге.

Они были прикованы к ней.

Я провел рукой по подбородку, затем хлопнул по нему, жалея, что не могу вбить себе в голову хоть немного здравого смысла. Поскольку я еще не сбрил бороду, может быть, она скроет некоторую растерянность на моем лице.

Что-то было не так. Все казалось… странным. С Кэт. И я не мог понять, почему.

Вчера вечером у нас был обычный ужин. По крайней мере, он должен был быть обычным. Просто двое друзей сидели друг напротив друга и разговаривали. И она доверилась мне. Наконец-то Кэт доверила мне подробности из своего прошлого.

Может быть, поэтому ужин показался мне таким… интимным? Может, дело было просто в обстановке, но, черт возьми, это было похоже на свидание. Я поддразнивал ее, что она думает об этом как о свидании, но не ожидал, что сам на это куплюсь. И это было не просто свидание.

А хорошее свидание.

Самое лучшее свидание.

Я покачал головой и крепче сжал руль. Глаза на дорогу. Не смотри на ее колени.

Это были просто колени, как плечо, на которое я смотрел минуту назад, было просто плечом. Это была всего лишь обнаженная кожа, гладкая и кремовая. Безупречная, за исключением одной веснушки, которая находилась на верхней части ее руки, и другой, которая выглядывала из-под края ее джинсовых шорт.

Когда у Кэт появились веснушки? Почему я заметил это только сегодня?

Я потянулся к консоли и включил кондиционер. Может быть, если будет холоднее, она прикроет чем-нибудь свои колени, плечи и кожу. Потому что Кэт терпеть не могла холод, и, если я опущу температуру достаточно низко, она достанет свитер, который, без сомнения, прячется в чемодане, который она называет сумочкой.

С каких это пор Кэт стало так заметно обнажать тело? Обычно она носила джинсы и рубашки с длинными рукавами, и на них всегда был вышит логотип курорта. Даже по выходным она надевала футболку и джинсы. А это была даже не майка? Кружевная отделка и атласный блеск больше походили на нижнее белье.

Температура сегодня резко подскочила, и солнце палило нещадно, поэтому она попросила немного покататься с опущенным верхом.

— Зачем ты включил кондиционер? — спросила она, глядя поверх нас на открытый воздух.

— Мне жарко. — Я в отчаянии. Что ей нужно, чтобы надеть этот чертов свитер? — Ты пользуешься солнцезащитным кремом?

— О, нет. — Она искоса взглянула на меня. — А что?

— Ты сгоришь. — Кэт, надень свитер. Ты знаешь, что хочешь этого.

— Со мной все будет в порядке. На следующей заправке я возьму баночку для нас.

Нас. Почему это слово прозвучало так серьезно? Между нами не было ничего интимного. Не было никаких «нас». Не в том смысле, в каком это слово употребляется в паре. Хотел ли я, чтобы мы были «нами»?

Да.

Эта молниеносная внутренняя реакция чуть не заставила меня нажать на тормоза, развернуть машину и вернуться в Монтану, где мир был нормальным.

Кэт была моей подругой. Моей лучшей подругой. Соседкой. Коллегой. Псевдо-сестрой. Были дни, когда я бы променял Истона на нее навсегда. Ладно, в любой день. Было много способов обозначить наши отношения, но мы не были «нами».

Я не мог — и не хотел — разрушать границы, которые были установлены почти десятилетием и твердыми напоминаниями семьи.

Да, Кэт была красивой женщиной. Но, как я и говорил себе в самом начале, после того, как моя семья практически удочерила ее, Кэт была для меня недоступна. Один-единственный ужин с ребрышками и поездка в Орегон этого не изменят.

Я винил во всем «Гаррис Суппер Клаб» и «Империал Инн». Этот чертов мотель. Сегодня вечером, я уверен, мы остановимся где-нибудь получше. В отеле с работающими будильниками и приличными полотенцами. Большими полотенцами. Те огрызки, которые были у них в «Империал», были чертовой шуткой.

Потому что, возможно, если бы этим утром я не увидел, как Кэт прижимает к своему обнаженному, мокрому телу обрывок махровой ткани, я бы не был так очарован ее коленями. Мне было бы легче помнить, что она была под запретом.

Пошли вы, полотенца.