Четверть мили (ЛП)

— Нет, не такой, как моя мама. Я не хотела быть похожей на свою маму. Я просто хотела быть высокой.

Кэт сидела неподвижно, не мигая, уставившись в пол. Включился кондиционер, но он никак не мог разогнать густой воздух.

— Над высокими детьми никто не издевался, — наконец сказала Кэт. — Их матери не называли их коротышками. Мне было пять лет, когда я узнала, что меня зовут Кэтрин. Пять. Ей пришлось записать меня в школу, и когда она назвала секретарю мое полное имя, я, помню, подумала: «Кто такая Кэтрин Гейтс?» До этого я всегда думала, что меня зовут Коротышкой. Так она называла меня. Так она представляла меня другим.

— Что за хрень? — Я уставился на нее с открытым ртом. — Она не называла тебя по имени?

Кэт покачала головой.

— Нет.

— Она говорила это с… нежностью?

— Нет.

Мой желудок сжался. Как могла мать назвать своего ребенка, а потом не использовать это имя?

— Она не хотела меня. По сей день я не знаю, почему она оставила меня. Может быть, чтобы я была ее грушей для битья.

Мое сердце остановилось.

— Она била тебя?

— Щепала. Шлепала. Случайно била ногой. Я думаю, моя жизнь была бы проще, если бы у меня было больше синяков.

— Но у тебя самая крепкая кожа на планете.

Сколько раз я дразнил ее по этому поводу? Она ударялась голенью о кофейный столик, и, если не считать небольшого покраснения, появлявшегося сразу после этого, у нее не было синяков. Единственный раз, когда я видел ее в синяках, это когда мы забавы ради играли в бейсбол, и она поймала мяч глазом, а не рукой. Даже тогда рана зажила за пару дней без следа.

— А что с твоим отцом? — Кэт не говорила о нем, хотя я знал, что она сбежала из дома своей матери.

— Я не знаю, кто он такой. Вероятно, один из маминых друзей-наркоманов принимавших мет.

— Мет.

Кэт кивнула.

— Когда я была подростком это был любимый наркотик моей мамы. Мне было все равно, потому что, когда она принимала, она исчезала на несколько дней. Когда она возвращалась домой, все становилось плохо.

— Я не… — Господи, мне хотелось обнять ее. — Мне жаль.

— У нас никогда не было денег. Если бы не школьное питание, я бы умерла с голоду. Она тратила все. Крала все, что мне удавалось наскрести, независимо от того, где я это спрятала.

Что привело ее на тротуар, где она села и стала выпрашивать деньги на покупку какой-нибудь гребаной обуви. У меня внутри все сжалось. Я ненавидел это. Я ненавидел то, что ей пришлось пережить столько трудностей.

— После того, как я встретила Карсона и последовала за ним на свалку, я вернулась домой. В моей старшей школе было несколько приемных детей, и я не хотела проходить через тоже, что и они, переезжая с места на место. Свалка показалась мне забавной, так что я потратила неделю, медленно собирая вещи. Пыталась сделать это незаметно. Потом я подождала, когда мама исчезнет. Прошла неделя, она ушла, и я была готова. Я думала, что буду уже далеко, когда она появится снова. Но она ушла всего на час. Она вернулась домой и застала меня в трех шагах от двери с пакетом для мусора и рюкзаком. — Кэт поднесла руку к брови, к маленькому шраму, едва заметному между темными волосами.

Однажды я спросил ее, откуда у нее этот шрам.

— Ты ведь получила его не тогда, когда наткнулась на полку, не так ли?

— Это была полка. Но я на нее не наткнулся. Она толкнула меня, и я упала. Женщине, которая постоянно говорила о том, чтобы избавиться от меня, на самом деле не понравилось, что я уезжаю. Она пришла в ярость и заперла меня в моей комнате. Окно в моей спальне было заколочено много лет назад. Я не могла открыть дверь. Она заперла меня и ушла на неделю. Если бы не бутылки с водой и буханка хлеба, которые я заранее положила в рюкзак, чтобы взять с собой на свалку, я бы, наверное, умерла.

— Кэт…

— Мне пришлось писать в уголке своего шкафа. — Ее челюсть напряглась, глаза сузились. — Я надеюсь, что после моего ухода запах сохранялся еще долгие годы. Надеюсь, у нее был хоть один трезвый день, когда она поняла, через что заставила меня пройти.

Я сглотнул.

— Как ты выбралась?

— Один из ее наркодилеров пришел к ней, потому что она была должна ему денег. Он открыл мне дверь, думая, что это она заперта внутри, но взглянув на меня решил, что платить буду я.

— Нет. — У меня скрутило живот. — Он не…

— Я была так слаба. Так голодна. Я бы не смогла с ним бороться. Но он подошел достаточно близко, почувствовал запах мочи и решил, что удара в лицо будет достаточно. Я потеряла сознание, а когда очнулась, его уже не было. Он оставил дверь открытой, так что я привела себя в порядок, схватила сумку с одеждой и ушла. Остальное ты знаешь.

— Кэт, мне так жаль. — Мне было трудно говорить из-за комка в горле. Я прижал ее руку к своему сердцу и поцеловал костяшки пальцев. — Мне очень, очень жаль.

— Все в порядке, — прошептала она. В ее голосе было какое-то оцепенение. Тон робота, которого я раньше не слышал. — Я нашла выход.

В течение многих лет я чувствовал вину за то, что сделал с ее матерью. Возможно, Кэт возненавидит меня за то, что я хранил это в тайне, но зная, как ее мать относилась к ней…

Чувство вины исчезло.