Четверть века назад. Часть 2

— Ну да, невиннѣйшимъ тономъ пояснилъ тотъ, — у всѣхъ бываютъ друзья, и несомнѣнно что вы болѣе близки съ княгиней чѣмъ всѣ мы вотъ, жившіе здѣсь такъ долго… И я совершенно понимаю Васъ: она премилѣйшая женщина… Упряма немножко, — что дѣлать, у всѣхъ свои недостатки….. Но вотъ я именно, и думаю что обязанность настоящихъ друзей употреблять свое вліяніе на тѣхъ кого они любятъ и кто вѣритъ имъ чтобы предотвращать ихъ отъ ложныхъ поступковъ, особенно же когда съ этимъ соединяется и ихъ собственная невыгода, подчеркнулъ Ашанинъ.

Зяблинъ насторожилъ уши.

— Это, то-есть, чья же невыгода?….

— Невыгода друзей, поспѣшилъ объяснить Ашанинъ.

— Какъ же это вы понимаете?

— Очень просто! Согласись княжна выйти замужъ за того кого желаетъ мать, она уѣдетъ съ мужемъ въ Петербургъ, а за нею и сама княгиня, и мы такимъ образомъ лишимся дома въ которомъ, и въ Москвѣ, и здѣсь, всѣ мы, а вы первый, находили столько удовольствія бывать… Объ этомъ стоитъ подумать!

— Княгиня не обязана ѣхать за дочерью, промямлилъ Зяблинъ, искоса поглядывая на своего собесѣдника, — она можетъ и въ Москвѣ остаться.

— Съ кѣмъ это, и для кого? вскликнулъ недовѣрчиво Ашанинъ;- что ее здѣсь можетъ удержать?

„Я“, могъ бы себѣ, пожалуй, сказать „бригантъ“… Но онъ не сказалъ этого себѣ,- много уже воды успѣло примѣшаться въ послѣднее время къ вину его первоначальныхъ иллюзій. Онъ въ глубинѣ души своей долженъ былъ сознаться что эта „тупая тетёха“, которую онъ въ первую пору ихъ отношеній думалъ, въ силу своихъ прежнихъ Печоринскихъ успѣховъ, держать „подъ ногами“, держала его въ дѣйствительности „при себѣ“, и нисколько не расположена была пока отдать ему верховенство надъ собою. Онъ мирился скрѣпя сердце съ этимъ положеніемъ, надѣясь добиться все-таки своего со временемъ, но понималъ насколько положеніе это было до сей минуты шатко, и какъ невозможно было бы ему и вовсе сохранить его въ случаѣ переселенія княгини въ Петербургъ. Въ качествѣ чего послѣдовалъ бы онъ за нею туда? (Евгеній Владиміровичъ Зяблинъ дорожилъ наружнымъ своимъ гоноромъ.) Слова Ашанина заставили его призадуматься:

— Вы, конечно, таинственно пропустилъ онъ, — все это на пользу пріятеля вашего, Сергѣя Михайловича Гундурова говорите?

— Непремѣнно, засмѣялся еще разъ Ашанинъ;- прежде всего въ виду его, а потомъ „на пользу“ и насъ съ вами.

Зяблинъ помолчалъ.

— У этого Анисьева, все такъ же таинственно прошепталъ онъ затѣмъ, — большое количество долговъ, говорятъ… Но княгиня до сихъ поръ не хочетъ этому вѣрить.

— А на то, вотъ я и говорю, друзья, живо молвилъ на это красавецъ, — чтобъ умѣть убѣдить ее въ этомъ… а при томъ и намъ не мѣшать, примолвилъ онъ, многозначительно устремляя взглядъ на „бриганта“.

— Это само собою, будьте увѣрены! отвѣтилъ, осторожно озираясь кругомъ, тотъ, и протянулъ ему руку. — Ахъ да вотъ и княжна; я ретируюсь! поспѣшно выговорилъ онъ, исчезая тутъ же за портьерой двери отдѣлявшей парадные покои отъ интимныхъ аппартаментовъ княгини.

Ашанинъ устремился на встрѣчу дѣйствительно показавшейся въ дверяхъ слѣдующей комнаты княжны.

— Здравствуйте, Владиміръ Петровичъ, какъ я рада васъ видѣть! молвила она;- откуда вы, изъ Сашина?…

— Изъ Сашина, княжна… Я имѣю къ вамъ письмо, сказалъ онъ, засовывая руку въ боковой карманъ.

— Письмо? повторила она, невольно вся заалѣвъ.

— Отъ Софьи Ивановны Переверзиной…

— Ахъ, давайте, давайте!..

Оно заключалось лишь въ нѣсколькихъ задушевныхъ строкахъ. Софья Ивановна поручала Ашанину передать княжнѣ все что могло бы интересовать ее въ „Сашинскомъ ихъ житьѣ-бытьѣ“, а ее просила „писать о себѣ, о своемъ здоровьѣ какъ можно подробнѣе…“ „Вы съ нами мысленно и душевно, и днемъ и ночью. Услышитъ ли Богъ наши молитвы, чтобы въ явѣ совершилось то что такъ пламенно призываемъ въ мечтаньяхъ?“ говорилось въ концѣ записки.

Лина усадила подателя ея около себя на диванъ, жадно и умиленно глядя ему въ глаза, засыпая его вопросами. Онъ отвѣчалъ горячо и пространно, съ нѣжнымъ, братскимъ какимъ-то чувствомъ любуясь на нее, любуясь сердечною прелестью сквозившею сквозь каждое слово, каждый взглядъ ея, вызывая не разъ смѣхъ на ея уста намѣреннымъ комизмомъ передачи иныхъ разговоровъ своихъ о ней съ Гундуровымъ и тѣхъ якобы пытокъ которыя заставляетъ его переносить пріятель, рѣшившій-де окончательно уморить его посредствомъ лишенія сна…

— А теперь все, княжна, хоть выжмите, ни капельки не осталось! закончилъ онъ. — Мнѣ остается только дождаться теперь отвѣта вашего на это письмо, и затѣмъ ѣхать…

— Я дойду, напишу сейчасъ, сказала подымаясь Лина.

— Отлично, а когда кончите, пошлите за мною къ Факирскому. Я у него ждать буду.

— Его нѣтъ здѣсь, вскликнула княжна:- у него въ Москвѣ заболѣла опасно мать, и онъ третьяго дня уѣхалъ къ ней.