Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС

В каком из этих случаев, нью-йоркском или вашингтонском, ярче проявлялись мои психологические комплексы, судить не берусь. Но комплексы эти – сначала неуместная робость, потом столь же нелепая самоуверенность вплоть до пренебрежения правилами – кажутся мне не только личными, но отчасти и родовыми, наследственными. Живущими в нашем общем российском менталитете с советских, а может, и досоветских времен.

Поэтому я и вспоминаю теперь о жизненных уроках, которые помогли мне разглядеть их в самом себе, осознать. А американские мои друзья, когда я им описывал свою «сдачу экзамена по вождению», смеялись буквально до слез…

1.2. Чем мы занимались

Работая хроникером, ты порой даже с утра не знаешь, о чем тебе днем придется писать. Но дома можно хотя бы специализироваться на какой-то теме, а иностранный корреспондент – по определению и швец, и жнец, и на дуде игрец. Мне часто вспоминается шутливое определение, что интеллигент – это тот, кто употребляет незнакомые слова правильно.

Помню, в самом начале работы в США пришлось вдруг спешно вникать в проблемы… холодного ядерного синтеза. Заголовок первой моей большой статьи на эту тему – «Буря в стакане тяжелой воды» – до сих пор мне кажется чуть ли не самым удачным за всю карьеру. Но сенсация, родившаяся в Ютском университете, на поверку оказалась липовой и привила мне стойкое недоверие к неподтвержденным гипотезам, а отчасти и скептицизм к научному знанию как таковому.

Зато без всякого скепсиса, а с гордостью, благодарностью и комком в горле вспоминаю, как за океаном в апреле 1987 года принимали героев – ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Леониду Телятникову – единственному выжившему из пожарного расчета, работавшего на крыше реактора, – ньюйоркцы аплодировали стоя.

А сам этот совсем не геройский с виду человек – невысокий, густо-рыжий, щербатый – заметно смущался и повторял, что всего лишь выполнял свой служебный долг. Хотя вместе со своими погибшими товарищами уберег годом ранее от очень больших бед, наверное, пол-Европы. Он умер в декабре 2004 года, немного не дожив до своего 54-летия…

Весной 1988 года я ходил в нью-йоркский ЖСК «Дакота», где жил и погиб Джон Леннон, на беседу к его вдове Йоко Оно. Я просил об интервью, но никак не ожидал, что почти сразу получу согласие. Думаю, мне просто повезло: незадолго до того она была приглашена на встречу советского лидера Михаила Горбачева с «американской интеллигенцией» и, возможно, решила, что мой запрос как-то с этим связан.

Говорили мы на стандартную тему: о том, как укреплять мир, доверие и взаимопонимание в американо-советских отношениях. На прощание Шон Леннон – сын Джона и Йоко, которому тогда было 12 лет, – попросил: «Пусть разрядят все ядерные бомбы, чтобы нам, когда мы вырастем, не пришлось этим заниматься. И чтобы никогда не было войны»…

Подобные пожелания я слышу всю свою сознательную жизнь. Большой войны, слава Богу, нет. Но и бомбы никто не разряжает. Наоборот, создают все новые и все более смертоносные…

В 1990 году в Нью-Йорке проходил матч за звание чемпиона мира между двумя лидерами советской шахматной школы – Гарри Каспаровым и Анатолием Карповым. Сам я, конечно, был не в состоянии постичь, «как ходят, как сдают» на высшем спортивном уровне (для тех, кто забыл или не знал, – это фраза Владимира Высоцкого из песни про «честь шахматной короны»).

Но, на мое счастье, у нас в отделении работал тогда инженером замечательный человек – отличный компьютерщик, шахматист и мой друг Володя Просвиряков, ныне, к сожалению, тоже уже ушедший из жизни. Ему не было равных даже среди чернокожих профессионалов с манхэттенских перекрестков, предлагавших прохожим сразиться в шахматы на деньги; по его оценкам, они в среднем играли на уровне нашего «сильного первого разряда». Про «битву двух К» мы с ним писали вместе.

Внутренняя логика

Со стороны вся эта мозаика, видимо, кажется хаотичной, но в ней была своя внутренняя логика. Конечно, обязательным для освещения считалось все, что касалось нашей страны и советско-американских отношений. А в них и на излете холодной войны шли жаркие идеологические споры.

Одним из самых затяжных и упорных был спор по правозащитной тематике, и редакция просила нас искать для него аргументы. В результате мы регулярно писали, например, об американских политзаключенных, в частности, об одном из лидеров Движения американских индейцев Леонарде Пелтиере и об активисте организации «Черные пантеры» и журналисте Мумиа Абу Джамале. Оба они, между прочим, до сих пор остаются за решеткой (первый с 1976, а второй – с 1981 года), хотя при Бараке Обаме произошел очередной всплеск ожиданий, что Пелтиера, которому тогда уже перевалило за 70, могут помиловать.

Впрочем, идеологическими препирательствами советского «государства рабочих и крестьян» с заокеанским «миром чистогана» дело совсем не ограничивалось. Мы старались искать и высвечивать в США и «полезный опыт».