— Вы говорите, он был прекрасным приятелем, — сказал Клид ледяным голосом. — Забавно. Особа, превосходно его знающая, уверяла меня в обратном. Не далее как вчера вечером. Она утверждала также, что немало людей имело все основания действовать, как убийца в Орлеане. Естественно, вы иного мнения?
Доминик Бланшетт подтвердила, что она придерживается своей версии.
— Ну да? — удивилась она. — Я ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил подобное. Наоборот, Дравиль был как сказать… всеобщим любимцем.
Она умолкла, чтобы взять зажженную сигарету, протянутую ей Масселоном, и поднесла ее к губам с видом разнежившейся на солнцепеке кошки. Клид воспользовался этим, чтобы рассмотреть ее получше. Чувствуя его взгляд, она перестала разыгрывать роковую женщину. У нее были круглые черные глаза навыкате, и, несмотря на то, что она перестала притворяться, лицо ее не стало приятнее и конкурс красоты ей не грозил. Тем не менее ее явно не избегали, — чем еще можно объяснить, что ее уши столь ловко улавливали сплетни.
— Хорошо, — отрезал Клид. — Вы знаете, что пословица гласит: кто слышит только колокол…
— Спасибо за сравнение, — хохотнула она. — Могу ли я знать, кто эта особа?
Все-таки она неглупа, эта девушка. У нее довольно острые зубки. Но Клиду было не до смеха.
— Клодетта Жема, — сообщил он.
— А-а, — она вздернула брови, пухлая губа отвисла еще больше. — Его бывшая кошечка. Тогда я понимаю…
— Я не знаю, была ли Клодетта Жема той, кем вы ее назвали, — солгал Клид.
Доминик Бланшетт смерила Клида таким взглядом, будто перед ней сидел ярмарочный уникум.
— Все это знают, — воскликнула она. — Они разошлись только в конце войны. У нее были в то время стычки с комитетом за чистоту зрелищ, членом которого являлся Дравиль. Ей даже запретили сниматься на два года. Ее любовник, укрывшийся в свободной зоне, отказавшись сниматься в «UFA», был, кажется, самым строгим из ее «судей». С тех пор он отказался от встреч с ней.
Бертье же, наоборот, был с ней очень мил. В течение двух лет «покаяния» он дал ей возможность зарабатывать на жизнь дубляжом американской звезды Кэтлин Мэй. Во французской версии он выпустил с ней три фильма, так же, как и с Дитой Фестуччи, итальянкой — «Ночи в Неаполе» и «Мрачный карнавал». С другой стороны, Жюльетта Дравиль оказала ей большую моральную поддержку. Казалось, та никогда не знала, что произошло между ней и ее мужем, и продолжала ее принимать. Она видела в ней настоящую подругу, мне даже довелось убедиться в этом.
Видимо, это было правдой. Во всяком случае, на сплетню не походило. Даже сам тон беседы изменился — стал раскованным, более естественным, почти любезным. Клид в свою очередь расслабился.
— Бертье был в хороших отношениях с женой Дравиля, — сказал он. — Не она ли попросила помочь своей подруге?
— Вполне возможно, — согласилась Доминик Бланшетт. — Как бы там ни было, Клодетта Жема смогла снова заняться своим делом. Бертье вновь помог ей получить главную роль в постановке «Насильников». К несчастью, критика была очень строга к этому фильму, по правде сказать посредственному. Клодетта Жема играла довольно сомнительный персонаж, что помешало ее возвращению на экран.
С тех пор она мало снималась. Несколько второстепенных ролей, подобных Соломее в «Седьмой ночи», вышедшей ранее. Бертье хотел дать ей шанс нового старта в «Удаче Дон Жуана». Жан Дравиль провалил ее, поставив условие: он или она.
Клид смотрел ей прямо в глаза.
— Она могла желать его смерти, — сказал он.
Доминик Бланшетт рассмеялась его словам, как удачной шутке.
— Смерти! Как вам это в голову пришло? Она находила скорее забавным это… упрямство. И охотно смеялась над ним. По правде говоря, я думаю, что она устала от съемок. Она пробовала себя на сцене, и это ее больше устраивало.
Клид и сам склонялся к такому мнению.
— Да, пожалуй, вы правы, — ответил он с признательной улыбкой. — Она не выказывала никакой враждебности к Дравилю?
— Никакой.
— А Бертье?
— Бертье… Я его не понимаю, не могу объяснить его поведение. Я знаю, как и все, — за исключением Жана, который никогда в ней не сомневался, — что он был любовником Жюльетты. Это бросалось в глаза, когда они были вместе. Но он был в прекрасных отношениях с Дравилем.
Масселон вмешался.
— А что, если Дравиль, узнав об… измене, потребовал у Бертье объяснений? Мы знаем его вспыльчивость. Он становится резким, угрожает перегрызть горло всякому, кто теряет его доверие, может даже избить. Бертье испугался. Он вооружился пистолетом, скажем, на всякий случай или потому, что боялся не найти аргументов. И выстрелил.
— Нет, — оборвал Клид. — Это не годится по многим причинам. Во-первых, если бы такая сцена произошла, то ее эхо разнеслось бы по отелю. А поскольку никто ничего не слышал, даже выстрела, то можно думать, что на пистолете Бертье был глушитель. Второе: то, что мы знаем о характере Дравиля, не согласуется с его поведением в Орлеане.