Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа

Как известно, система национальных счетов, одним из ключевых индикаторов которой является валовой внутренний продукт, малопригодна для оценивания уровня жизни и объема производства в командных экономиках. В отсутствие свободных цен эти экономики подошли к своему краху с глубочайшими структурными перекосами. При социализме деятельность предприятий в значительной мере посвящена не созданию, а уничтожению стоимости. К такой деятельности относились и бесчисленные «долгострои», и расточительные практики в перерабатывающей промышленности (сырье, из которого изготавливались готовые изделия, на мировом рынке часто стоило дороже, чем сами эти изделия, оцененные по мировым ценам), и — в первую очередь — расходы на содержание крупнейших на планете вооруженных сил и производство вооружений.

Украина, наряду с Беларусью и Россией, была одной из трех главных производственных площадок советского военно-промышленного комплекса. По некоторым оценкам, в конце 80-х годов СССР тратил на оборонные нужды около 25 % своего ВВП[47]. Развал советской империи и необходимость стабилизировать государственные финансы привели во всех трех славянских республиках к снижению оборонных расходов до 1–3 % ВВП. Наследники СССР больше не собирались воевать со всем миром и не нуждались в поддержании немыслимого бремени оборонных расходов. В статистике украинского ВВП отразился абсолютно разумный отказ от сжигания драгоценных ресурсов — материальных и человеческих — в топке гонки вооружений. Для критиков либеральных реформ это дало повод говорить, что рыночная экономика на постсоветском пространстве не сработала, хотя на самом деле они комментировали не реальные цифры, а то, что принято называть статистическим артефактом[48].

Словом, в первые два десятилетия своей независимости Украина развивалась не так динамично, как подавляющее большинство стран мира, но динамичнее, чем в последние десятилетия существования СССР. Третья республика — при всех ее недостатках и противоречиях — была, пожалуй, самым успешным периодом украинской истории со времен Первой мировой войны.

Украина столкнулась с экзистенциальной угрозой не из-за низких темпов роста самих по себе. Вполне допускаю, что после двух-трех мирных политических циклов в стране появились бы новые силы, способные приступить к освобождению предпринимательской инициативы, раскрепощению творческих сил общества — словом, к модернизации Украины по всем фронтам.

Главной проблемой Третьей республики стало то, что экономика нашего основного потенциального противника развивалась куда динамичнее. Если в 1992 году Россия превосходила Украину по душевому ВВП на 75 %, то в 2013-м — уже на 151 %. Чем чревато относительное усиление России, украинцы поняли лишь тогда, когда стало слишком поздно. Те украинские политики, которые предупреждали об агрессивных планах Кремля, так и не предложили убедительного решения нашей главной проблемы — проблемы относительного отставания из-за менее эффективной и последовательной экономической политики.

* * *

Если политическая борьба — это концентрированное выражение экономических интересов, то в случае с Третьей республикой верно и обратное утверждение: экономика — это продолжение политики другими средствами. Миссия нынешнего поколения реформаторов — развести экономику и политику по разным углам ринга, деполитизировать принятие решений в сфере правосудия, регулирования и бизнеса.

Украинская независимость стала результатом политического соглашения двух идеологических противников — национал-коммунистов и национал-демократов. Ни те, ни другие не были готовы к самому главному вызову независимости, совпавшему с развалом планового хозяйства, — построению рыночной экономики, в которой власть отделена от собственности.

В Польше была команда Лешека Бальцеровича, в Чехии — харизматичный премьер Вацлав Клаус. Осенью 1991 года в России ответственность за экономические реформы взяла на себя команда Егора Гайдара.

Украина, на протяжении столетий служившая донором человеческого капитала для нескольких империй, не могла похвастаться наличием команды реформаторов.

Этот факт хорошо иллюстрируется следующей сценкой. Осенью 1992 года Леонид Кучма, готовившийся занять кресло премьер-министра с чрезвычайными полномочиями, сказал депутатам Верховной Рады:

— Вы скажите, какое общество нужно строить, а мы построим.

Кучма был готов действовать решительно, но ему и его людям не хватало знаний, которых директору оборонного завода в Советском Союзе было просто неоткуда взять: как работает рыночная экономика и как перевести на рыночные рельсы плановое хозяйство.

Справедливости ради нужно сказать, что по второму вопросу консенсуса на тот момент не было и в мире. Спор между сторонниками быстрых реформ (оппоненты называли такие реформы «шоковой терапией») и градуалистами продолжался на протяжении всех 1990-х.