Во-вторых, представление о том, что регулирование, на котором настаивает Брюссель, ведет к удушению экономической свободы, просто не соответствует действительности. Возьмем тот же рейтинг экономический свободы, составляемый Heritage Foundation: в первую двадцатку самых свободных стран мира входят Эстония, Ирландия, Дания, Литва, Германия, Нидерланды и Финляндия, и никакая «евробюрократия» им в этом не помеха. Сохранение (или построение) либерального экономического и социального порядка в контексте acquis communautaire вполне возможно.
Какую работу могла бы делать Украина для Европы? Если рассуждать прагматически, Украина — это квалифицированная рабочая сила для европейского бизнеса, площадка для производств, которые Европа по разным причинам не размещает на своей территории, наконец, рынок сбыта для европейских товаров. Чем лучше будет развиваться Украина, тем более богатым и интересным будет этот рынок для европейских компаний. Представьте себе на мгновение, что население Польши увеличилось в два с лишним раза. Думаю, это стало бы весьма заметным драйвером для всей европейской экономики.
А обретение нового динамизма Европе совсем не помешает.
Международный валютный фонд прогнозирует, что в 2016 году экономика Европейского Союза утратит статус крупнейшей в мире. Впервые за два последних века лидером станет Китай (см. график далее)[68]
. Особенно впечатляющим относительный упадок ЕС выглядит с учетом того, что всего четверть века назад европейская экономика была почти в семь раз крупнее китайской. Несмотря на несколько волн расширения, медленно растущая экономика ЕС неуклонно теряла свой вес в мировой табели о рангах.West and the Rest
Европейские избиратели и политики, похоже, пока не осознали этой угрозы. «Относительный упадок может обернуться упадком абсолютным. Опыт Аргентины как призрак реет над Европой, — писали в 2006 году Алесина и Джавацци. — В начале XX века Аргентина была одной из богатейших стран мира — вдвое богаче Италии, почти столь же богатой, как Франция. Потом мир изменился, но аргентинцы продолжали думать, что экспортировать зерно и говядину — это все, что требуется для процветания. На протяжении долгого времени, вплоть до кризиса 2001 года, большинство аргентинцев не осознавали — или отказывались признать — глубину своих проблем. Когда внезапно разразился кризис, аргентинцы обнаружили, что они бедны[69]
». Похожая судьба — пусть и на более коротком временном горизонте — постигла Грецию.То, что одновременный относительный упадок переживала экономики США, не может служить утешением. Напротив, это дополнительный повод для беспокойства. Мир не становится безопаснее. Россия не скрывает, что ее цель — заменить однополярный мировой порядок, в котором доминирует Запад, многополярным. Другие крупные развивающиеся державы ведут себя осторожнее, но тайно или явно поддерживают ревизионистскую линию Кремля.
Вскоре после захвата Крыма Россией, 27 марта 2014 года, Генеральная Ассамблея ООН рассматривала резолюцию в поддержку территориальной целостности Украины — чрезвычайно обтекаемый документ, в котором не было ни слова про аннексию полуострова или про то, что он является неотъемлемой частью Украины. От членов ООН требовалось лишь зафиксировать незаконность крымского «референдума» и подтвердить признание территориальной целостности Украины в «международно признанных границах». Все четыре партнера России про БРИКС (Бразилия, Китай, Индия, Южно-Африканская республика) воздержались от того, чтобы поддержать территориальную целостность Украины[70]
.У европейского кризиса несколько измерений. Это и кризис еврозоны, о котором многие экономисты предупреждали еще в 1990-е годы, доказывая, что невозможно иметь прочный монетарный союз, не построив банковского и фискального союза, не открыв полностью внутренние рынки труда и услуг. Второй — это кризис легитимности, нежелание многих европейцев и дальше подчиняться Брюсселю, который воспринимается как инстанция неэффективная и неподотчетная избирателям. Третий — это кризис европейского социального государства, связанный с тем, что в эпоху глобализации уже не работают те механизмы перераспределения, которые сложились в Европе на излете экономического бума 1950–1960-х годов. Но возможно, самый серьезный вызов нынешнему положению Евросоюза — это кризис европейской системы безопасности.
Не выйдет ли так, что Украина, претендуя на участие в европейском проекте, добавит дополнительное, четвертое измерение к кризису Евросоюза — на этот раз геополитическое?