Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа

В ноябре 2012 года украинский Forbes написал о Курченко как о новом газовом короле, рассказав о его связях с семьей генерального прокурора и сомнительных схемах работы на энергетическом рынке. Можно ли было иметь с ним дело? У всех олигархов есть свои — реальные или приписываемые им — скелеты в шкафу. Означает ли это, что с ними нельзя заключать нормальные, прозрачные сделки? На мой взгляд — не означает. Иначе мы никогда не выйдем из логики холодной гражданской войны и бесконечного передела собственности.

Был и еще один резон, подталкивавший меня к продаже бизнеса. Оглядываясь на путь, пройденный UMH, я сознавал, что упорная реализация стратегии, выбранной еще в 1997 году, привела нас не совсем туда, куда нам следовало стремиться. Мы построили крупнейший издательский бизнес в Украине, занимали лидирующие позиции в радио-сегменте, владели самыми популярными в стране сайтами, но — пропустили поворот, когда нужно было концентрироваться на интернете. Если бы мы с конца 1990-х занимались интернетом с той же интенсивностью, с какой развивали издательский бизнес, мы, скорее всего, построили бы куда более крупную компанию, имеющую в своем портфеле не только интернет-медиа, но и сервисы. Компания нуждалась в радикальном обновлении стратегии.

Эти размышления побуждали меня взглянуть на UMH глазами инвестора, а не отца-основателя.

В июне 2013 года переговоры о продаже UMH были завершены[14]. К 1 марта 2014-го компания должна была полностью перейти под контроль нового хозяина. Курченко не терпелось войти в права владения, поэтому сделка была завершена на четыре месяца раньше намеченного — в начале ноября 2013-го.

Через две с половиной недели начался Майдан.

Глава 3 Революция ценностей

В июне 2015 года на втором этаже президентской администрации, часть которого я преобразовал в арт-центр, открылась выставка. 16 крупных, в два человеческих роста, портретов. Лица солдат и офицеров, отличившихся в первой за 70 лет большой войне на земле Украины. В посетителя всматриваются комбаты и рядовые, разведчик и танкист, летчики, гранатометчик…

Полковник Петр Якимец. 43 года. Летом 2014 года планировал операцию по освобождению Донецкой и Луганской областей. В ходе операции размер оккупированной территории сократился в два с лишним раза.

Командир группы снайперов, майор с позывным «Мяч». 28 лет. Остановил продвижение вражеской автоколонны под Парасковиевкой.

Подполковник Василь Зубанич. 32 года. На Донбассе с мая 2014-го. В августе прорвался в Луганский аэропорт, чтобы прикрыть выход наших частей из окружения. Был ранен, продолжал руководить боем.

Я предлагал сделать портреты черно-белыми. Но автор снимков настоял на своем и был, признаю, прав: в цветных фото нет и намека на стилизацию, чуждую такому занятию, как война. Получились факты жизни, а не искусства.

Когда я пишу эти строки, все герои выставки в строю и продолжают рисковать собой. В наших министерствах видишь обычно совсем другие галереи — длинные ряды портретов экс-министров. На их фоне не так уж трудно выделиться в лучшую сторону. Среди министров Третьей республики были и профессионалы, и бессребреники, но если искать олицетворение тех бед, которые привели республику к краху, то лучшего, чем министерские галереи, пожалуй, и не найти.

Украинский политический класс несет всю полноту ответственности за кризис 2013–2015 годов. Нашим политикам и чиновникам только предстоит подняться на уровень солдат и офицеров, которые в момент наивысшей опасности защитили страну.

В этом есть элемент чуда. 20 с лишним лет украинцы жили с ощущением конца истории. После распада СССР казалось, что войн больше не будет — просто потому что воевать не с кем. Украину окружают союзники и на Западе и на Востоке — так думали почти все. Армия воспринималась, как атавизм. По данным World Values Survey, в 1996–2014 годах доверие украинского общества к вооруженным силам снизилось с 68 % до 59 % (сумма ответов «полностью доверяю» и «в значительной степени доверяю»). Для сравнения: уровень доверия к своим вооруженным силам в России достигал в 2014-м 67 %, в США — 83 %.

Как ни парадоксально, весной 2014-го армия оказалась одной из немногих государственных структур, способной хоть как-то выполнять задачи, возложенные на нее обществом. Да, доверие к вооруженным силам снижалось, но все равно оно оставалось выше, чем к другим институтам: например, милиции, по данным последней волны исследований WVS, доверял 31 % украинцев, судам — 25 %.

Что представляла собой украинская армия после Майдана? Были отдельные части, было какое-то количество оружия и техники, но вооруженных сил как эффективно управляемой и действующей организации попросту не существовало. Беспомощность перед лицом российской агрессии в Крыму продемонстрировала это со всей беспощадностью.